Дневник ангела-хранителя - Кэролин Джесс-Кук

Последней мерой была тактика устрашения — вопли Тома посреди ночи наполнили ужасом остальных детей, и этот ужас не покинет их до конца жизни. Он заставит их ходить на цыпочках.

Я снова убедилась, что Марго спит, потом последовала за толпой ангелов к Могиле, которая находилась в пристройке рядом со сточной трубой.

Жуки, тараканы и крысы скапливались в трубе, которая изливала излишки сточных вод в Могилу, наполняя ее примерно дюйма на два. Из слизи торчал большой камень, на котором можно было съежиться и остаться сухим.

Том умолял, его рвало, его босые ноги волочились по гравию до тех пор, пока не стерлись в кровь. Мы собрались в Могиле. Я вошла последней.

Мгновение я стояла, вспоминая то время, когда попала сюда восьмилетней девочкой, — момент, оставивший столь ужасающий отпечаток на моей жизни, басовая нота каждого моего ночного кошмара, подножие лестницы, по которой я спустилась к алкоголизму.

Я задержала дыхание и ступила внутрь. Дверь была закрыта, но мы все видели, как трио движется в нашу сторону: мистер О'Хара и Хильда с двух сторон наполовину несли, наполовину тащили Тома. Когда Том понял, где он, то стал бороться изо всех оставшихся сил. Они позволили ему поорать несколько минут. Холодный кулак, ударивший в маленькую челюсть, лишил его сознания. Том приземлился лицом в слизь. Дверь за ним крепко заперли.

Чтобы Том не утонул и мог дышать, Леону пришлось его перевернуть. Он осторожно поднял мальчика на камень. От одного из ударов в голове Тома образовался сгусток крови. Без лечения сгусток стал бы продвигаться к мозгу и к утру убил бы мальчика. Леон положил обе руки на голову Тома. Из ладоней ангела немедленно заструился золотой свет, и сгусток крови испарился.

Когда Том очнулся, он неистово дрожал от холода и шока. Его воображение не могло создать что-либо столь ужасное, как Могила. Из трубы появились существа, хозяева этой территории, и начали ползать по его густым волосам, подбираться к его гениталиям, грызть его ноги. Шерен послала голубую вспышку — и твари поспешили прочь. Больше они его не беспокоили. Но страх и запах из канализации заставили Тома извергать все, что было в его желудке, из обоих концов тела, пока у него не заболел живот. Он провел остаток ночи, всхлипывая и зовя мать. Он не понимал, что Леон обнимает его и плачет.

Я курсировала взад-вперед от Могилы к Марго, чтобы убедиться, что с девочкой все в порядке.

На четвертую ночь у Тома от голода и жажды начались галлюцинации. Он был уверен, что видит своих родителей. Хуже того, он был уверен, что их убивают у него на глазах. Его вопли были слышны в главном здании. Хильда послала мистера Киннайрда, смотрителя, с ведром холодной воды и ломтем хлеба, чтобы позаботиться о сидящем в Могиле. Стараниями Шерен мистер Киннайрд неправильно расслышал Хильду и взял для бедного Тома целую ковригу. Мальчик ее умял.

Каждую ночь, когда солнце опускалось и ужас Тома возрастал, мы становились вокруг него, ладонь в ладонь, и наш свет образовывал над ним купол до тех пор, пока он не начинал чувствовать всеобъемлющее спокойствие. Тогда он наконец засыпал.

В последнюю ночь, когда Леон закончил лечить самые страшные раны Тома, он вернул кровоизлияние в его мозг.

— Зачем? — спросила я.

— Забвение, — ответил Леон. — Он забудет худшее из пережитого, если я оставлю там кровоизлияние.

Вот почему голый, похожий на скелет мальчик, которого Хильда и мистер О'Хара наконец-то выволокли из Могилы, выжил. Мистер Киннайрд, исполнявший также роль здешнего доктора, приказал, чтобы Том две недели отлеживался в постели, и внезапно ощутил побуждение докладывать в жалкую тарелку помоев, которыми кормили мальчика, лишнее мясо и овощи.

Том обнаружил, что его воображение вновь разыгралось вовсю — благодаря Леону, много черных ночей видевшему, как Том изобретает пути побега из глухих мест, откуда раньше никто не уходил, находит мечи в спрятанных сундуках и сражается этими мечами с воображаемыми врагами.

Примерно через год в Дом Святого Антония явился старший двоюродный брат Тома, чтобы забрать его домой.

Леон ушел вместе с Томом и, как я слышала, позаботился о том, чтобы рассудок Тома переработал все пережитое в Доме Святого Антония — и сознательное и бессознательное — так, как устрица перерабатывает песчинку в жемчужину.

Однако Хильда теперь обратила пристальное внимание на других хитрых негодников, оставшихся на ее попечении.

Одним из этих негодников была Марго.

Я чувствовала себя так, будто живу во сне.

Воспоминания о том, что со мной было в четыре, пять и шесть лет, пропитанные детскими эмоциями, замутненные интерпретациями и новыми переживаниями старых событий, слишком тесно переплелись с моим поведением и убеждениями в дальнейшей жизни, чтобы оставаться лишь воспоминаниями.

Другими словами, каждый раз, когда Хильда порола Марго, когда другие дети били или отталкивали ее в спальне, давая почувствовать себя полностью и окончательно отвергнутой, боль из-за ее страданий сочеталась с более глубокой мукой моих воспоминаний. Иногда это было невыносимо.

Мы слышали истории об ангелах, чьи Подопечные были педофилами, серийными убийцами, террористами, и о том, что всем этим ангелам приходилось сносить ежедневно. Наблюдать. Защищать. Записывать. Любить. Ангелы, которые в смертной жизни были служителями Церкви или, как Полианна,[6]домохозяйками, воспитывавшими детей и внуков среди цветов и яблочных пирогов своего дома, теперь проводили еще одну жизнь, следуя за наркодельцами и сводниками по героиновым притонам, наблюдая, как их Подопечные делают аборты, избавляясь от нежеланных детей. И этим ангелам приходилось защищать таких людей, несмотря ни на что. Приходилось любить их.

Почему?

«Просто это следует делать, — таков был ответ Нан. — Бог не бросает ни одного из своих детей».

Моя ситуация казалась хуже, чем истории, которые рассказывали друг другу ангелы в Доме Святого Антония. Ничто, абсолютно ничто не может сравниться с существованием, когда ужасные воспоминания прошлого затопляют настоящее. Ничто не может сравниться с тем, чтобы проводить каждый день по горло в законченных сожалениях. Я уже знала, чем все закончится. И ничего не могла с этим поделать.

Это слегка смахивало на лотерею.

Я засыпала Нан вопросами. Как нам подбирают Подопечных? Почему я стала ангелом Марго? Было ли это связано с тем, как я умерла?

Я загнала в угол Шерен и спросила ее, как она умерла.

— Пятьдесят таблеток аспирина и бутылка шерри.

— Итак, покончившие с собой становятся собственными ангелами-хранителями? Ты говоришь, что я себя убила?