Власть в Древней Руси. X - XIII века - Петр Толочко

Б. Д. Греков склонялся к мысли, что это замечание относилось к древнейшей Правде, данной Ярославом новгородцам, а Правда Ярославичей имела и другие нововведения. В частности касающиеся неприкосновенности княжеской вотчины, сохранности княжеского хозяйства, охраны представителей княжеской администрации и некоторые другие.[150] Доказать это сложно, но вряд ли бы столь представительное княжеско-боярское совещание собиралось только для отмены кровной мести. Определенно новый судебный устав был полнее Правды Ярослава и свидетельствовал об укреплении роли государства, озаботившегося созданием единого законодательства для всей страны.

Инициированный Изяславом, вышгородский княжеский съезд несомненно преследовал цель консолидации старших Ярославичей в деле укрепления (может быть восстановления нарушенного событиями 1068–1069 гг.) политического единства Русского государства.

В череде княжеских съездов, особое место занимает Любечский, состоявшийся в 1097 г. Подробно описанный в летописи, он проливает свет не только на тот круг вопросов, которые постоянно приходилось решать князьям, но также и на то, какая подготовительная работа предшествовала их встречам и каков был состав их участников. Все это очень хорошо видно из приглашения направленного Святополком Изяславичем и Владимиром Мономахом Олегу Святославичу. «Поиди Кыеву, да порядъ положимъ о Русьстѣи земли пред епископы, и пред игумены, и пред мужи отець наших, и пред людми градьскыми, да быхом оборонили Русьскую землю от поганых».[151]

Выбор Киева местом съезда мотивировался Святополком и Владимиром тем, что он был столом «отець наших и дѣдъ нашихъ», а также старейшим городом во всей земле. Олег отказался участвовать в этом совете и тогда киевский и переяславский князья решили вынудить его к этому силой. При этом, видимо, уступили ему в том, где должен состояться княжеский сбор. Вместо Киева для него был определен черниговский город Любечь.

Из летописного рассказа о самом съезде явствует, что в нем приняли участие практически все старшие князья Руси. «В лѣто 6605. Придоша Святополкъ и Володимеръ, и Давыдъ Игоревичь, и Василко Ростиславичь, и Давыдъ Святославичь, и брат его Олег, и сняшася Любячи на устроенье мира».[152] О присутствии на съезде княжеских мужей, представителей духовенства и горожан ничего не сказано, однако вряд ли следует сомневаться, что они там были. Князья приняли чрезвычайно важные для всей страны решения: о солидарности и единстве, необходимых для обороны Русской земли от половцев («отселѣ имемся въ едино сердце и блюдем Рускыѣ земли»), а также о внутреннем мире («каждо да держить отчину свою»).[153]

Как казалось А. Е. Преснякову, в решениях Любечского съезда не было двух представлений: о единстве владений князей Ярославова потомства и о старейшинстве над ними киевского князя.[154] А. П. Толочко, согласившись с первой частью этого утверждения, подверг справедливому сомнению вторую. Из летописных свидетельств предшествующих съезду и следующих за ним отчетливо явствует, что Святополк получил сюзеренные права, которые были естественны для него как держателя Киева, являвшегося старейшим городом Русской земли.[155]

Мне представляется далеко не бесспорной и первая часть. Ведь в решении съезда о единстве Русской земли, что практически равно владениям Ярославого потомства, сказано вполне отчетливо. «Да нонѣ отселѣ имемся въ ѣдино сердце и блюдем Рускыѣ земли». Против нарушителя мира должны были выступить все князья «и вся земля Руская».

Правда, справедливости ради следует отметить, что у А. Е. Преснякова есть и другие высказывания на этот счет. Он полагал, что эпоха княжеских съездов во времена киевского княжения Святополка приносит, в значительной степени, утверждения княжеских прав на отчины. Но в практике общих действий младшие князья остаются в зависимости от старейшинства владеющих на Руси Святополка, Владимира и Святославичей. Потомки старших Ярославичей унаследовали не только их отчины, но также и совместное властвование в земле Русской.[156]

Общий вывод А. Е. Преснякова о Любецком и других княжеских съездах конца XI — нач. XII вв. и вовсе расходится с высказыванием об отсутствии представлений о единстве. «Отрицание руководящей роли за Святополком Изяславичем, — утверждал он, — еще не убило до конца представления о необходимости власти, которая защищала землю от внешних врагов, объединяя для этого все ее силы, и от внутренних раздоров, умиряя рознь князей-отчичей. Княжеские съезды конца XI — начала XII в., худо ли, хорошо ли сохранили эту традицию в совместных действиях наиболее сильных князей этого времени». Русские князья, полагал он, сознавали себя членами более широкого целого, чем отдельные волости, их отчины, и это целое не было для них только суммой отдельных и независимых волостей-княжений.[157]

Двойственным было отношение к решениям Любечского съезда и Б. А. Рыбакова. Подчеркнув, что они были направлены на соблюдение единства Русской земли перед лицом внешней опасности, он, тем не менее, считал, что съезд впервые провозгласил принцип ее династического разделения между различными княжескими ветвями.[158]

Согласно А. Е. Преснякову, Любечский съезд не принес полного торжества началу отчинного раздела и раздельного владения. Оно, по его мнению, еще не созрело для такой победы, прежде всего потому, что не имело под собой определенных территориальных основ.[159]

В значительной мере это действительно так. Хотя, если придерживаться свидетельства летописи, следует говорить не столько о провозглашении вотчинного разделения, сколько о призыве не нарушать уже существующие границы отчинных владений. Но ведь ничего принципиально нового, чего бы не знала практика политической жизни Руси, в этом призыве не было. Забота о внутреннем мире посредством объявления неприкосновенности владений, имела место и ранее. Во время раздела сфер влияния между Ярославом Мудрым и Мстиславом Черниговским, а также при закреплении земель-княжеств за сыновьями Ярослава, согласно его завещанию. Принцип «не преступати предела братня» содержательно практически ничем не отличается от постановления Любечского съезда «каждо да держить отчину свою».[160] И конечно же, во всех случаях, имелись ввиду не разделы единого государственного целого на независимые и суверенные части, а, выражаясь современным языком, регламентация административно-территориального управления этим целым.