Мельница - Решад Нури Гюнтекин

Каймакам встретил слова Ахмеда Масума, скрепясь духом и сердцем, и ответил, в выражениях солидных и многозначительных, приблизительно так: «Для человека, занимающего официальный пост, нет и не может быть иного приговора, чем приговор собственной совести…» Но как только поганый учителишка убрался, с каймакамом тут же, прямо за столом, случился нервный припадок. Бедняга покрылся потом. Он барабанил пальцами по вискам и, выпятив губы, словно нечаянно хватил горячего, истошно вопил:

— У-у, скотина!.. Извести меня решил, двуличный карлик!

В тот вечер Халиль Хильми-эфенди долго не мог заснуть, а ночь провел отвратительно. Замучили москиты, которые словно взбесились от жары, стоявшей последние дни. Прячась от них под плотным бязевым пологом, бедный каймакам метался всю ночь, бился, будто огромная рыба, выброшенная на берег, в дурном полусне бранился с мюдеррисом и еще с кем-то, ссорился и даже дрался. А уже под самое утро ему приснился сон, будто бил он страшным боем Ахмеда Масума. И когда каймакам открыл глаза, в ушах его еще стоял шакалий голос учителя, и он огорченно воскликнул:

— Эх, жаль, что только во сне!..

Но сновидения, оказывается, обладают способностью успокаивать нервы, поэтому каймакам, улыбнувшись, пробормотал: «Бог даст, будет когда-нибудь и наяву», — и снова закрыл глаза.

Когда на следующий день, около полудня, каймакам появился в комиссии четырех, председатель городской управы, всплеснув руками, радостно воскликнул:

— Вот уж как нельзя кстати! А мы собирались посылать служителя просить вашу милость оказать нам честь. Входите, бей-эфенди, входите! У нас тут возникли некоторые разногласия. Никак не можем договориться.

Дели Кязым стоял около разбитого мраморного бюста, — полгода назад крестьяне нашли его среди руин и приволокли сюда, — и пытался приделать ему бумажный нос на место отколотого. Он оставил свое занятие и приветствовал каймакама:

— В самом деле, милости просим, бей-эфенди! Четырем умникам как раз не хватает еще одного… более умного.

Вид у членов комиссии был мрачнее мрачного, они не глядели друг на друга. Халилю Хильми-эфенди сразу стало ясно, что дела идут очень плохо, — уж передрались бы они окончательно, что ли!..

Председатель городской управы, да и все прочие члены комиссии были достаточно зубасты и языкасты, чтобы осадить, когда надо, Дели Кязыма, могли бы они достойно ответить и на его последний выпад. Но если прежде они надеялись воспользоваться появлением каймакама, чтобы с его помощью преподать дерзкому инженеру хороший урок, то теперь, после выходки Дели Кязыма, стало ясно, что осадить его не удастся, и лишние разговоры только запутают все еще больше. Поэтому гнев членов комиссии выразился лишь в том, что казначей, по-паучьи шевеля тонкими ручками и ножками, приподнялся и снова плюхнулся на свое место, а попечитель побагровел и с удвоенной силой защелкал четками.

Чтобы разрядить обстановку, каймакам заговорил о своем здоровье:

— Сегодня чувствую себя, благодарение богу, лучше. Пришел пешком, и, представьте, ничего…

Ожидаемого впечатления эта новость не произвела, но… по крайней мере, нарушила чреватую опасностью тишину.

— Ох-ох-ох! — только и смог выдавить из себя попечитель вакуфных заведений.

— Уж лучше бы вы в экипаже приехали, — заметил уездный казначей.

— Ну, наш каймакам — лев! — сказал Дели Кязым и даже осмелился погладить бороду начальника уезда.

Страсти в комиссии четырех забурлили чуть ли не в первый час ее работы, однако совместными стараниями председателя, казначея и попечителя пожар удавалось потушить каждый раз в самом начале.

Но долго ли могло так продолжаться? Попробуйте втолковать, что такое официальная комиссия и каковы ее задачи, человеку, который бредит реформами и призывает к смелым революционным преобразованиям, который все, что относится к государству, называет «прогнившими догмами», «старой рухлядью»! Позавчера он настаивал на том, чтобы выделить Деньги на ремонт городской школы Мешрудиет. Требование абсурдное, не заслуживающее даже обсуждения. А он знать ничего не желал и все кричал на попечителя:

— На прогнившие медресе у вас деньги есть, а на школу — нет!..

А потом долго распространялся о значении новой школы и в конце концов заявил:

— Разве эти деньги не ассигнованы на пострадавших от землетрясения? Так вот школа частично разрушена в результате землетрясения, и я, как инженер, написал соответствующую докладную. Что вы можете на это возразить?..

И дальше — все в том же роде.

Когда выдали деньги бедняку, живущему в нижнем квартале, на похороны матери, которая померла во время землетрясения, то соседи показали, что женщина скончалась во время вечернего эзана, то есть по меньшей мере часа за три до землетрясения. Исходя из этого, деньги следовало отобрать.

Однако Дели Кязым раскричался:

— Неужто вы считаете, что наступит конец света, если мы похороним бедного человека как положено? Что ж, теперь старуху за ноги прикажете тащить из могилы? Вы вот твердите: мы отвечаем, мы несем ответственность! Ну и что? Да если придется отвечать, разве мы не в состоянии выложить эти деньги из собственного кармана? Право, господа, пора взяться за ум! Неужели нас ничему не научили наши поражения на Балканах?..

Или, например, по другому вопросу: комиссия большинством голосов отклонила прошение о выдаче денег на похороны старика беженца из Косова[25], поскольку заключение, что причиной смерти этого человека было землетрясение, оказалось ложным. Никто не отрицает — старик действительно упал во время землетрясения, однако умер он от гангрены. Дней десять назад старик мастерил из жестяных бидонов кровать и поранил топориком себе пальцы. Несколько раз к нему приходил доктор, но пальцы стали чернеть, и постепенно заражение распространилось по всей руке…

— Что ж, вы правы, — соглашался Дели Кязым. — Допустим, гангрена. Человек поранился, пошел к врачу за советом, а заплатить-то не смог — ни гроша у него не было!.. Наверно, помазали ему рану лекарством, которое подвернулось под руку, да и выпроводили. Значит, мало того что мы человека угробили, так теперь еще жалеем денег ему на похороны…

— Кязым-бей, погодите, ну что вы развоевались? — вынужден был наконец вмешаться каймакам. — Мы тут не совсем разумно ведем разговор, как я посмотрю. Правда, в этой комиссии я не имею права голоса… но сказать все-таки вынужден, что ведем разговор мы неразумно…

— Что это значит?! — в ярости сверкнув глазами, непочтительно спросил Дели Кязым.