Волчья сотня - Дмитрий Даль

Огин Сорборо спустился с крыльца и вышел навстречу гостям. Кавалькада остановилась. Люди спешились и встали строем, словно готовились встретить врага в клинки. Замешкался только Лех Шустрик. Серега помог ему спуститься из седла на носилки, которые развернули солдаты. Стоило только Шустрику поудобнее угнездиться на жестком сиденье, солдаты подняли его вверх, положив шесты себе на плечи.

– Дорогой друг, рад видеть тебя, – растянулись губы владетеля в улыбке.

Он распахнул руки и направился к воеводе, кося с подозрением глаз на носилки с Шустриком.

Глухарь стиснул Сорборо в объятьях, так что покраснел от натуги. Владетель в долгу не остался, сжав друга в ответ. Так они соревновались несколько минут, кто кого переборет. После чего хлопнули друг друга по спине и разошлись в стороны, осматриваясь.

– Какими судьбами, старый ты глухарь? – спросил владетель.

– Проезжал вот мимо, дай, думаю, загляну.

– И правильно сделал. Пойдем в дом, чего зад на ветру морозить. Это кто с тобой? – поинтересовался Сорборо, оглядывая свиту воеводы.

– Сотники мои, – Глухарь поименно представил каждого.

Когда дело дошло до Одинцова, владетель смерил его взглядом, словно приценивался, скривился, будто у него разболелись зубы и задница в придачу, а глаз под мутной пленкой задергался, но Сорборо ничего не сказал.

– За мной. Стол накрыт. Извольте откушать с дороги, чем боги одарили.

Как же он приторно-слащаво это сказал, словно всю жизнь одной медовой патокой питался. Одинцов сразу решил, что владетель ему не нравится. Может, у него и отличный послужной список, может, он и прошел с Глухарем пограничную войну, но человек он с гнильцой. Нельзя ему доверять.

– А чего это ты с собой увечного притащил? – Серега расслышал вопрос Сорборо, заданный шепотом Глухарю.

Что ответил воевода, к сожалению, понять не удалось. Они уже скрылись за дубовыми дверями с железными накладками, украшенными растительным орнаментом. За ними последовала личная охрана и сотники.

– Не нравится мне этот лысый, – тихо произнес Шустрик, оглядываясь по сторонам.

– Мне, если честно, тоже, – признался Серега.

– Будь с ним аккуратен. Чувствую, тут дело нечисто. Эй, несите аккуратнее, чай, не мешок с мясом тащите, – заругался Шустрик на носильщиков.

Игнат и Слива нахмурились, чувствовалось, что они с удовольствием скинули бы привередливого инвалида в грязную лужу возле крыльца, но терпели, надеясь, что командир отметит их преданность.

Большой стол, покрытый серой скатертью, был уставлен блюдами с мясом, овощами, соленьями и маринадами. Владетель занял место во главе стола, подле себя усадил старого друга. Глухарь был доволен и лучился от счастья. Одинцов постарался занять место подальше от начальства, поближе к вину и мясу. Ему хватало общения с Шустриком, напрашиваться в компанию к лысому самодовольному владетелю не было желания.

Слуги наполнили серебряные бокалы вином и отступили в тень.

Серега очень не любил, когда за ним так настырно ухаживали. Тянуть бокал весь вечер он не собирался, а видеть постоянное мельтешение чужих людей не хотел, но пришлось смириться. Нельзя лезть со своим уставом в женский монастырь.

Неспешно потекла застольная беседа, в которой Одинцов участия не принимал. Говорили в основном владетель и воевода. Глухарь интересовался жизнью Сорборо после совместной службы. Последовал длинный рассказ, из которого Серега почерпнул немало полезного. Крепость Двенадцати Башен охранялась наемным войском, которым командовал Огин Сорборо. Он не был жителем Рибошлица, да и не питал теплых чувств к этому вольному, но при этом заносчивому городу. В начале службы ему платили много. Как раз отгремели последние сражения с князем Боркичем, который в очередной раз решил вернуть наследие предков под свое крыло. Но тянулись годы, угроза не возвращалась и постепенно служба становилась все скучнее и скучнее. К тому же городской совет Рибошлица с каждым годом уменьшал суммы на содержание замка и жалованье хранителям.

– Ведь до чего дошло. В прошлом году нам выплатили жалкие две сотни марок за год. Мне едва-едва хватило выдать жалованье гарнизону да оплатить каменщиков, чтобы стены подлатали. Скоро на лесной разбой перейдем, – жаловался Сорборо, обгрызая кабанью ногу и запивая жирное мясо красным вином.

– Ты, я смотрю, как всегда любишь поприбедняться. Хлебом тебя не корми, – улыбнулся Глухарь.

– А хлебом меня кормить и не надо, меня мясом надо кормить, – огрызнулся владетель.

– Будет тебя мясо и вино, хоть залейся. Есть у меня к тебе предложение, милый друг. Думаю, тебе оно понравится. Только оно должно остаться между нами, – испытующе посмотрел на владетеля воевода.

– Ты что, сомневаешься во мне, старая мошонка? Ты как посмел? Мы же с тобой упаурыкам вместе глотки резали! – вскипел Сорборо.

На время он даже забыл о кабаньей ляжке.

– Тогда слушай меня внимательно.

– Погодь, – выставил перед собой ладонь владетель. – Если уж тут такой секрет, то, может, стоит выставить твоих людей из зала. Зачем лишние уши полоскать чужими секретами.

– Как ты правильно заметил, это мои уши, и им полезно послушать, что я тебе скажу, – ответил Глухарь.

– Даже этому простолюдину, выскочке? Ты знаешь, откуда он на наши головы свалился? – проревел Сорборо, указывая на Одинцова кабаньей ногой.

Серега напрягся. Сносить оскорбления он не собирался, даже от благородного владетеля.

– Я про этого Волка справки наводил…

Вот уже все в зале смотрели на него.

– …он появился ниоткуда в Рибошлице, устроил дебош, за что был схвачен и брошен в темницу. Откуда его выкупил князь Боркич для своих развлечений. Очень он любит гладиаторские поединки. Но ты знаешь об этом. Дальше ему удалось сбежать от Боркича вместе с группой такой же черни. И вот теперь он сотник. Имеет свой стяг и герб. Куда катится мир, Глухарь? Если каждая низкородная скотина может дослужиться до собственного герба.

Сорборо грохнул кулаком по столу, так что подпрыгнули деревянные миски с овощами.

Одинцов хмурился и молчал. Интересно, откуда владетель замка Двенадцати Башен может знать о его похождениях. В этом мире фотороботы на каждом дереве не развешивают, опознать человека сложно, если только ты его лично не видел. Должно быть объяснение такой прозорливости. Вывод напрашивался только один. Кто-то разнюхал о прошлом Сереги и пытается его утопить. Сейчас идет война, и всем наплевать, из какой грязи он выбрался, но как только с князем Боркичем будет покончено, ему припомнят и низкое происхождение и рабский ошейник. Это лишний раз подтверждало его намерение не связывать дальнейшую жизнь с Вестлавтом. Послужим, пока служится, а потом можно будет и на вольные хлеба податься.

– Я даже не хочу знать, правду ты говоришь или нет, – заявил Глухарь, нахмурившись. – Прошлое Волка это его личное дело. Сейчас он командует одной из самых сильных сотен нашей армии, и большее меня не интересует. Хотя твои познания меня удивляют. Сам ты до такого додуматься не мог, значит, кто-то тебе напел.