Авантюристка - Кэрол Нелсон Дуглас

– Следовательно, он был иностранным? – осведомился Годфри.

– Так показалось мне.

– Но письма приходили из разных стран, – сказала Ирен.

– И от разных отправителей, – добавил Годфри.

– Или одного заядлого путешественника, – поправила Ирен.

– Когда скончался ваш отец? – спросил Годфри Луизу.

– Пятнадцать лет назад. Смерть его стала жутким скандалом. Вот почему я должна во что бы то ни стало стереть с себя позорное клеймо. Я не вынесу разочарования и гнева дяди. Когда я подросла, за мной повсюду начал ходить его слуга, потому что дядя все время подозревал меня в дурных поступках. А теперь, когда на мне стоит эта гадкая метка, он решит, что я не достойна приданого. На мне никто не женится. Я погибла, как если бы пошла по распутным следам отца! – Луиза тихо заплакала.

– Глупости, дорогая. – Я удивилась собственной смелости. – Не отчаивайтесь. Я сама осталась сиротой, когда мне не было и двадцати. И у моего отца, праведного приходского священника, не нашлось никого, кому он мог бы меня доверить. К тому же он был очень беден и распоряжался лишь теми средствами, что собирал для нуждающихся. Постарайтесь убедить дядю с тетей в вашей невиновности. А если они не поверят и отвергнут вас, вы всегда сможете найти работу. Самостоятельность чудесно преображает женщину.

– Работу? – ужаснулась Луиза.

Я собралась поведать ей обо всех прелестях женской независимости, как вдруг вмешалась Ирен:

– Разумеется, мисс Хаксли права. Ты должна убедить опекунов, что это произошло не по твоей вине.

– Но как? – причитала глупышка.

Годфри предпочел вновь вернуться к расспросам о том, что с ней приключилось:

– Продолжайте, пожалуйста. Кто вас похитил? Сколько их было? Где это произошло? Как им удалось увильнуть от слуги вашего дяди?

– Вы о Пьере? Он даже не вступился за меня. – Нахмурившись, Луиза потерла виски: – Как же болит голова! Я помню, как гуляла в Булонском лесу, а потом вдруг очутилась в той ужасной комнате, обнаружила татуировку у себя на груди и выбежала на улицу. И тут я увидела реку – в лучах полуденного солнца она блестела, словно золотая тесьма. Мне больше не хотелось жить, и я прыгнула в воду. От холода я вся оцепенела – так порой случается, когда ложишься в ледяную постель. Я проваливалась в забытье, как вдруг появился месье Нортон и потащил меня обратно к берегу, к позору, все дальше и дальше от тихой, спокойной реки!

Моя подруга поднялась и присела на подлокотник, приобняв Луизу за дрожащие плечи:

– Тише, дорогая моя. – Ирен обернулась к нам и вполголоса сообщила: – Мы немного побеседовали, пока я помогала ей с туалетом. Я убеждена, что татуировка – это часть чьего-то коварного плана. Заговорщики усыпили девочку хлороформом и увезли в карете.

– А что же случилось с Пьером? – поинтересовался Годфри.

– Его обвели вокруг пальца. Или…

– Он сам пособничал преступникам! – вырвалось у меня.

– Уже поздно, дитя мое, – шепнула Ирен Луизе. – Соберись с силами и отправляйся домой.

– Домой? Никогда!

– Сегодня же, – настаивала Ирен. – В противном случае твои оправдания будут звучать неправдоподобно. Мы скажем, что на прогулке тебе вдруг сделалось дурно. Мы с супругом нашли тебя и отвезли в нашу резиденцию в Нёйи – по сути, так все и было, разве нет? Здесь ты постепенно пришла в себя, а горничная высушила и почистила твою одежду. Так что ты можешь спокойно вернуться и сделать вид, словно ничего не произошло.

– Но ведь… – Как и многие, кому довелось иметь дело с Ирен, Луиза почти потеряла дар речи перед ее непоколебимой волей. – Но ведь я уже не та, что прежде, мадам! – вырвалось у нее.

– Тише! Не делай поспешных выводов. – Ирен отвела прядь волос со щеки своей подопечной. – Я дам тебе чудесный крем, который скроет твое… необычное украшение. И потом, разве ты не знала, что некоторые особы – и довольно знаменитые – сами не прочь лечь под иглу?

– Вы говорите о себе, мадам?

– Нет – во всяком случае, пока.

– Ирен! – вырвалось у меня.

– Но я слышала… – С этими словами Ирен нагнулась к Луизе и что-то зашептала ей на ухо.

– Вы уверены, мадам? У нее есть татуировка?

– Разумеется. Может, ты еще будешь гордиться сувениром, оставшимся на память от этого приключения. Однако сейчас тебе ничего не стоит спрятать его даже от служанки, если ты, конечно, позаботишься об этом.

– Зачем же разыгрывать спектакль, если в один прекрасный день дядя получит письмо и обо всем узнает?

– Потому что мы обязательно докопаемся до сути сего загадочного дела. Прости, так говорят англичане. Я хотела сказать, что мы…

– Найдем мерзавцев, – отрезал Годфри, словно восходящий на эшафот Сидни Картон[23].

Слог его оказался на удивление заразительным.

– Найдем мерзавцев и… – начала Ирен.

– Расшифруем тайный смысл татуировок, – подытожила я.

– Конечно, мисс Хаксли права. Мы обязательно выясним, почему негодяи схватили столь благовоспитанную юную француженку в Булонском лесу и самовольно нанесли ей татуировку. А затем мы… – Ирен вдруг замолчала, не в силах продолжать от переизбытка чувств.

– Хватит болтать! – проскрипел Казанова из гостиной.

Ирен поняла намек:

– Довольно разговоров. Пора действовать. О тебе позаботится Софи. – Она кивнула в сторону служанки, ожидавшей в коридоре.

Наша заблудшая овечка послушно проследовала к двери, словно лунатик, околдованный чарами Морфея, – голос моей подруги обладал удивительной силой, когда на то была ее воля.

– И еще кое-что, – обратилась Ирен к Луизе. – Ты должна сообщить нам фамилию дяди, иначе мы не сможем отвезти тебя домой.

Луиза остановилась; взор ее омрачился.

– Монпансье, мадам.

Софи сделала почтительный реверанс и повела Луизу наверх.

Годфри размял ноги, словно только что вернулся из утомительного путешествия.

– Завтра же отвезем ее домой. Монпансье… С ума сойти! Монпансье был одним из маршалов Франции при Наполеоне. Должно быть, это его правнук.

– Чудесно. – Ирен рухнула в освободившееся кресло, усталая, но несказанно довольная. – Одно из первых семейств Франции. С каждым днем эта тайна становится все загадочнее и загадочнее.

Казанова, которому позволили немного полетать, усердно клевал виноградину, зажатую в чешуйчатой ноге. (Я, конечно, уже давно перестала настаивать, что ножки рояля следует скрывать от посторонних глаз.[24]Но я по-прежнему глубоко убеждена, что попугаям не помешали бы гетры – не хорошего тона ради, а исключительно из эстетических соображений.)