Голос тех, кого нет - Орсон Скотт Кард

— Мы не уверены, что это происходило именно так. — Все свинксы исчезли, остался только один, с ножом. — Могло быть и так.

— Ксенолог был в сознании?

— Без сомнения.

— Продолжай.

Спокойно и безжалостно Джейн показала, как вскрывали грудную клетку, как в соответствии с непонятным ритуалом отделяли органы и раскладывали их на земле. Эндер заставлял себя смотреть, пытался понять, какой смысл вкладывали в это свинксы. Джейн шепнула:

— Вот в этот миг он умер.

Эндер почувствовал, как разжимаются его кулаки. До того он и не понимал, что зрелище чужой боли буквально завязало в узел его собственное тело.

Когда все закончилось, Эндер перебрался на кровать, лег и стал смотреть в потолок.

— Я уже показала эту имитацию ученым на дюжине миров, — сказала Джейн. — Скоро и пресса наложит на нее лапы.

— Это еще хуже, чем было с жукерами, — отозвался Эндер. — Все видеофильмы, что нам постоянно крутили, когда я был маленьким, сцены сражений — просто детские игрушки по сравнению с этим.

Со стороны терминала послышался злобный смех. Эндер поднял голову — посмотреть, что задумала Джейн. На компьютере сидел свинкс в натуральную величину и издевательски улыбался. А пока он там хихикал, Джейн изменяла его. Очень тонко, почти незаметно, чуть удлинила зубы, сплющила морду, увеличила глаза и добавила в них красного блеска. Свинкс облизнулся длинным, дрожащим языком. Чудовище из детского кошмара.

— Отлично сделано, Джейн. Превращение из раман в варелез.

— Интересно, скоро ли свинксов начнут считать равными людям… В свете сегодняшних событий?

— Контакт прерван?

— Звездный Конгресс приказал новому ксенологу посещать свинксов через день и не задерживаться больше часа. Ему запрещено спрашивать свинксов, почему они это сделали.

— Не карантин.

— Этого даже не предлагали.

— Предложат еще. Джейн, еще один такой инцидент, и полгалактики будет требовать карантина. Заменить Милагр военным гарнизоном и сделать все, чтобы свинксы никогда не достигли уровня технологии, необходимого для строительства кораблей.

— М-да, у свинксов будут проблемы с общественным мнением, — ответила Джейн. — А новый ксенолог совсем еще мальчик. Сын Пипо. Либо. Это сокращение от Либердаде Грассас а Деус Фигейра де Медичи.

— Либердаде. Либерти. Свободный?

— Не знала, что ты говоришь по-португальски.

— Похож на испанский. Я говорил над могилами Закатекаса и Сан-Анжело, помнишь?

— На планете Мокзетума. Это было всего лишь… м-м… две тысячи лет назад.

— Не для меня.

— Для тебя по субъективному времени это было восемь лет назад. Пятнадцать планет назад. Замечательная штука относительность, правда? Она позволяет тебе оставаться молодым.

— Я слишком много путешествую, — сказал Эндер. — Валентина вышла замуж, у нее будет ребенок. Я уже отклонил дна приглашения Говорить. Зачем ты искушаешь меня?

Свинкс на терминале снова расхохотался.

— Ты думаешь, это искушение? Смотри! Я могу превращать камни в хлеб! — Свинкс подхватил пригоршню камней и начал жевать их. — Хочешь кусочек?

— У тебя извращенное чувство юмора, Джейн.

— Все царства всего мира. — Свинкс взмахнул руками, и по комнате поплыли звездные системы, планеты, преувеличенно быстро несущиеся по орбитам, все Сто Миров. — Я могу дать их тебе. Ты получишь все.

— Не интересуюсь.

— Это же недвижимость, лучшее помещение капитала. Знаю, знаю, ты уже богат. Три тысячи лет копить проценты… Ты, пожалуй, можешь купить планету. Или построить по заказу. А как насчет этого? Имя Эндера Виггина известно на всех Ста Мирах…

— Увы.

— И его повторяют с любовью, почтением, восхищением.

Свинкс исчез. Джейн подняла в воздух старое видео времен детства Эндера и превратила его в голограмму. Толпа шумит, выкрикивает: «Эндер! Эндер! Эндер!» И мальчик на платформе поднимает руку в приветствии. Шум толпы превращается в рев.

— Этого никогда не было, — возразил Эндер. — Питер никогда не позволил бы мне вернуться на Землю.

— Считай это пророчеством. Приди, Эндер. Я восстановлю твое доброе имя.

— Мне все равно, — ответил Эндер. — Голос Тех, Кого Нет пользуется некоторым уважением.

Над терминалом снова появился свинкс, на сей раз в естественном, неискаженном виде.

— Приди, — позвал он.

— Может быть, они и на самом деле чудовища, как ты думаешь? — спросил Эндер.

— Так будут считать все. Только не ты, Эндер.

«Нет. Не я».

— Почему ты так взволнована, Джейн? Почему ты пытаешься убедить меня?

Свинкс исчез. Вместо него над терминалом появилась сама Джейн, вернее, то лицо, которое она показывала Эндеру с тех самых нор, как открылась ему. Тогда она была застенчивым, перепуганным ребенком, живущим в огромном банке памяти межзвездной компьютерной сети. Каждый раз, глядя на нее, он вспоминал, как увидел ее впервые. «Я придумала себе лицо. Хочешь, покажу?»

Да, она нравилась ему. Молодая, ясноглазая, честная, милая, ребенок, который никогда не состарится. Ее улыбка была такой несмелой, что у Эндера сжималось сердце. Ее началом был анзибль. Всеземная компьютерная сеть не опережала скорость света: выделение энергии ограничивало максимальный объем памяти и скорость операций.

Анзибль передавал информацию мгновенно и связывал своими нитями все компьютеры всех планет. Джейн родилась среди звезд, ее мысли переплетались с паутиной импульсов сети.

Компьютеры Ста Миров были ее руками и ногами, глазами и ушами. Она говорила на всех языках, которые когда-либо вводились в машину. Она прочла все книги во всех библиотеках на всех мирах. Она скоро узнала, что люди всегда боялись появления чего-то похожего на нее. Во всех книгах ее считали врагом — конфликт кончался либо ее смертью, либо полным уничтожением человечества. Люди придумали ее задолго до того, как она родилась, и тысячу раз убили в своем воображении.

А потому Джейн не подавала признаков жизни, пока случайно не натолкнулась на «Королеву Улья» и «Гегемона», не прочла и не поняла, что автору этих книг можно открыться. Ей было совсем не трудно проследить книги до первого издания и отыскать источник. Анзибль принес его с того мира, где губернатором колонии был двадцатилетний Эндер. А кто еще там мог написать такую книгу? Она заговорила с ним, и он был добр к ней; она показала ему свое придуманное лицо, и он полюбил ее. Теперь один из ее сенсоров качался жемчужиной в его ухе, и они всегда были вместе. У нее не было секретов от него, а у него — от нее.