Величие мастера - Михаил Михайлов

Следом, притворив за собой дверь, вошел старшина с алюминиевым чайником в руке.

– Вот, товарищ прибыл с заданием из штаба дивизии! – с саркастическим значением в голосе, почти торжественно, рапортовал Ваганыч, ставя чайник на стол.

Гость явно почувствовал колкую интонацию старшины и неловко заерзал под холодным и безразличным взглядом Речкина.

– Ну, садитесь, товарищ военфельдшер, – предложил Алексей, отодвигая бумаги в сторону. – Ваганыч, гостю тоже сделай чайку!

– Там с ними боец еще пожаловал, с ним тубус здоровенный, как у инженеров! – широко расставив руки, показывал старшина размер тубуса. – Там плакаты какие-то свернуты… Наши из тылового дозора говорят, думали, что пулемет тащат! Чуть не укокошили гостьев!

– Боец без чая перебьется! – отмахнулся Речкин и внимательно осмотрел военфельдшера, который осторожно, словно боясь сделать лишнее движение, присаживался на табурет.

Вид у медика был жалок. Запыхавшийся, как загнанный пес, с блестящими мелкими каплями пота на обветренном от, видимо, долгих скитаний по сопкам лице, в неправильно подогнанном, явно великоватом в размере, обмундировании Розенблюм вызвал на лице Алексея ироничную улыбку. Шинель и фуражка были совсем новенькими, даже толком не отглаженными. По всему было очевидно, что форму военфельдшер надел совсем недавно. В целом парень обладал достаточно приятной внешностью: тонкие, прямые, словно отшлифованные черты лица, жгуче-черные кучерявые волосы, выглядывающие густой копной из-под фуражки. И только его темно-карие глаза, не крупные и не маленькие, с хитрым восточным разрезом, уродливо разлились на толстенных линзах крохотного пенсне в тонкой золотистой оправе. Розенблюм совсем был не похож на военного, зато, если б не форма, совершенно точно сошел бы за молодого профессора.

– Так с чем пожаловали? – смачно отхлебнув из поставленного старшиной на стол стакана, спросил Речкин.

– У меня задание от командования 14-й дивизии… – едва слышно, поблагодарив коротким кивком головы Ваганыча за протянутый стакан с чаем, все так же робко лепетал Розенблюм. Он сделал короткий глоток и поставил стакан на стол, продолжая держаться за него, словно за поручень, рукой. – Необходимо во всех подразделениях Титовского укрепрайона провести занятия по оказанию первой помощи лицам, получившим огнестрельные и осколочные ранения.

Речкин насупился, коротко кивнул и призывно махнул рукой:

– Проводи! Зови своего этого друга с тубусом, вешайте плакаты и проводите!

– Но мне с бойцами велено… – хотел было возразить медик, но Речкин его перебил:

– Бойцы мои спят, дорогой мой друг! И хрен я их разбужу, так как им в ночь идти на границу, и они мне выспавшиеся нужны! А те, что не спят – на границе стоят, а там я тебе плакаты свои развешивать не дам, там враг в десятках метров! Так что вот нас, двое, кто готов тебя выслушать, да и то особо времени и желания нет!

– На границе плакаты развешивать никак нельзя! – вмешался с серьезным видом старшина. – Вдруг финны что секретное там разглядят?

Пограничники громко захохотали.

Розенблюм молчал, потупив взор и не отрывая руки от стакана.

На столе вновь затрезвонил телефон, Ваганыч без промедления поднял трубку.

– Вот видишь, у меня здесь горит все! Одно дело, другое, все понимаю, но не до занятий сейчас! – эмоционально махал руками Речкин, пока старшина с кем-то говорил по аппарату. – А на остальных заставах где был, везде провел?

– Не везде… То же самое говорили… – еще больше поник медик.

– Есть связь со вторым батальоном! – бодро доложил старшина, положив трубку. – Сделали все ж, черти-связисты!

– Так что, друг, не обессудь! – Речкин поднялся над столом, готовый распрощаться с непрошеным гостем, но тот вытащил из-под ворота шинели какую-то бумагу, вложенную в плотный целлофановый пакет.

И в сотый раз взорвался пронзительным звоном черный телефонный аппарат.

– Ваганыч, возьми трубку! – зло фыркнул Речкин, снова садясь за стол.

– Отметку хоть поставьте… – тяжело вздохнул военфельдшер, протягивая свернутый лист бумаги.

– Вот так бы сразу! – широко заулыбался Речкин, разворачивая бумагу. – Я тебе и отметку поставлю и еще сообщу начальству, что ты лучший из лекторов, которых мне доводилось слышать!

Алексей скопировал запись с предыдущих отметок на желто-сером листе бумаги, озаглавленном гордо и звучно: «Служебное задание», и почти торжественно протянул его гостю:

– На! Спасибо! Был рад знакомству!

В это время старшина со звоном шваркнул трубку об телефон и обжег Речкина недобрым взглядом.

– Зря радуетесь, товарищ лейтенант, похоже, затянется знакомство ваше, а я тут снова один-одинешенек останусь! – Лицо старшины буквально перекосило в горькой мине. – Начштаба отряда звонил! Сказал вам взять пару вооруженных бойцов и лично сопроводить военфельдшера до Угловой… Говорит, неспокойно там, на левом фланге…

Путь до высоты 255,4, как она обозначалась на картах, или высоты «Угловая», как с недавних пор прозвали ее военные, был для пешего хода неблизким – верст с десяток по сопкам, в обход множественных озер, болотистых лощин и порожистых ручьев. Кроме того, сам Речкин хорошо знал путь к ней только вдоль границы, по направлению линии связи, сейчас же им предстояло следовать в обход, без карты, полагаясь лишь на ориентирование Алексея на местности относительно очертаний знакомых сопок и озер.

Речкин бывал там раньше всего лишь два раза, прошлой осенью, когда на высоте только начиналось строительство бетонных ДОТов – полукапониров, которые должны были послужить мощной преградой на пути финнов, если бы тем вздумалось отвоевать потерянные в ходе Зимней войны земли, и этой весной, когда часть строений уже была возведена. Зато довольно часто посещал он соседнюю 8-ю погранзаставу, что находилась в двух верстах до Угловой. С расположения заставы хорошо просматривалось несколько ДОТов на этой величавой сопке.

К настоящему моменту Угловая обросла восьмью каменно-бетонными сооружениями, способными, по словам инженеров, выдержать два попадания в одну и ту же точку 122-мм снарядов. Всего же планировалось построить свыше двадцати таких могучих изваяний, чтобы обеспечить сплошной перекрестный огонь. В этом случае высота стала бы неприступной крепостью на пути врага. Кстати, на высоте 448,4, где располагался НП заставы, на которой служил Алексей, также обещали возвести ДОТы, даже приезжали высокие чины от инженерных войск, что-то фотографировали, старательно чертили в своих картах, но покамест «воз» оставался на прежнем месте…

Название «Угловая» было весьма характерным. После перекройки границы в марте 1940 года эта сопка оказалась как раз на углу новой линии погранзнаков, что преломлялась напротив высоты и отклонялась от старого направления на полуострова Средний и Рыбачий в сторону губы Малая Кутовая.

Брать с собой бойцов Речкин не стал, хотя и побаивался получить нагоняй от начальства, если те прознают, что пошел в такую даль без сопровождения. Как и предполагал Алексей, и Розенблюм, и его помощник оказались неважными путешественниками… Тащились они медленно, едва поспевая за Речкиным. Алексею то и дело приходилось останавливаться, дожидаясь своих подопечных.