Прелат - Ольга Крючкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Жиль, бездельник! Куда ты подевался? – недоумевал Леон.
Рене вошёл в комнату, поднял с пола подушку и указал на кровяные пятна.
– С вашим сыном явно что-то случилось. Возможно, самое худшее.
У Леона подкосились ноги, он едва не упал. Рене помог ему присесть на табурет.
– Боже мой! Что я скажу Анриетте? Жиль – наш единственный сын… Я знаю, кто убил его!
Рене напрягся.
– Говорите! Я представитель власти, прелат, и прикажу найти разбойников.
– Ох, господин прелат, – разрыдался Леон. – Поверите вы ли мне? Вчера в моём заведении ужинами два странных монаха, они интересовались графиней Элеонорой …э-э, как её? – а, Элеонорой де Олорон. Затем они заказали мясо с кровью! Это они убили моего мальчика, наверное, и нас ограбили… Хотя я прячу деньги в надёжном месте, даже Жиль не знает о нём…
Леон разрыдался с новой силой, постоянно причитая: что он скажет жене?
Рене был крайне удивлён: монахи едят не прожаренное мясо? – всё это не соответствовало образу жизни ни одного из монашеских Орденов. Или эти двое – вовсе не монахи? – надев рясу, разбойник не станет доминиканцем или, скажем, бенедиктинцем.
– Хозяин, как твоё имя?
– Леон, сударь…
– Буди жену, Леон, надо обыскать весь постоялый двор: вдруг найдём убитых или ещё что-нибудь.
Леон покорно встал и поплёлся к жене, вскоре разыгралась душераздирающая сцена. Убитая горем Анриетта так рыдала, что Фернандо постоянно крестился, взывая к помощи Спасителя и Божьей матери.
* * *
Несмотря на громкие рыдания хозяйки и суету, вызванную исчезновением Жиля, постояльцы, расположившиеся на втором этаже, в том числе графиня и её немногочисленная свита, не проявляли ни малейших признаков жизни.
Леон направился обыскивать конюшню, амбар и хозяйственные постройки, Рене же – в комнату графини. Понимая, что имеет дело со знатной дамой, даже в подобной критической ситуации, прелат постарался соблюдать нормы приличия, и прежде чем войти, постучал в дверь несколько раз. Но, увы, ответа не последовало.
Рене толкнул дверь, она легко подалась и распахнулась. Перед его взором предстала картина: горничная спала беспробудным сном на скромном ложе, постеленном на скамейке; на полу виднелся жёлтый порошок, графиня же исчезла.
В соседней комнате спали форейтор и секретарь её сиятельства, далее шли комнаты с торговцами, они уже постепенно начали приходить в себя, даже не подозревая о случившемся, приписывая свой долгий сон к чрезмерно выпитому намедни вину.
Поиски Жиля не увенчались успехом, впрочем, как и графини. Когда проснулась горничная, а вслед за ней секретарь, они в один голос молили Рене отправить их в тюрьму, всё равно какую, ибо отец графини, господин Монферрада, известный на всю Наварру своим горячим нравом, попросту убьёт их.
Прелат искренне посочувствовал свите её сиятельства, и приказал немедленно снабдить его бумагой, пером и чернилами.
Он тотчас отписал три письма: первое – для прево Сомюра, второе – для прево Шоле, и, наконец, третье – самому Анри Денгону в Орлеан, сообщив, что при весьма загадочных обстоятельствах пропала графиня Элеонора де Олорон Монферрада, следовшая из Наварры в Париж, дабы увидеться со своим наречённым женихом маркизом де Турней. Про несчастного Жиля прелат даже не упомянул: ну, кому интересно исчезновение простолюдина? – попросту рассудив, что мальчишка каким-то образом помешал похищению графини, став случайным свидетелем, за что и поплатился.
Закончив со всеми формальностями, Рене в сопровождении профессора продолжил свой путь в Шоле. После исчезновения госпожи де Олорон Монферрада, прелата охватило чувство, подсказывавшее, что нужно прибыть в Шоле, как можно скорее.
Карета графини с первыми лучами солнца въехала в монастырские ворота. Её уже ждали.
Настоятель, в добротной сутане, подпоясанной кожаным ремнём, заметно волновался. Рядом с ним стояли ещё несколько братьев, также сгорая от нетерпения.
Монах, правивший лошадьми, слез с козел и открыл дверцу кареты:
– Всё как приказывали: графиня и мальчишка, в целости и сохранности.
Монах, сидевший в карете и сопровождавший графиню на протяжении всего пути из Рош-сюр-Мен до монастыря, вышел, затем волоком вытащил юношу.
Настоятель остановил его жестом.
– Графиня связана? – поинтересовался он.
– Разумеется, как и приказывали, – одновременно подтвердили оба монаха.
– Прекрасно, она сможет выйти сама? Или вы перемотали её, как квинтал шерсти?
Монахи виновато кивнули.
– Позаботьтесь о том, чтобы графиня приняла надлежащий вид. Я хочу видеть её во всей красе, – приказал настоятель.
Вскоре Элеонора де Олорон стояла перед ним освобождённая от пут. Её трясло от страха, но она пыталась стоять с гордо поднятой головой, прикрывая ночную сорочку простым шерстяным плащом.
– О, да! Потрясающая красота! Чувствуется испанская кровь Монферрада! – прокомментировал настоятель.
Монахи закивали в знак согласия и восхищения.
– Да, я – из рода Монферрада! – воскликнула графиня слегка дрожащим голосом. – Это древний и могущественный род Наварры! Вы похитили меня, дочь гранда! Мой отец сожжёт монастырь, а маркиз де Турней собственноручно вздёрнет вас на виселице!
– О, какой пафос! Прекрасно! И как убедительно! – съёрничал настоятель. – Вряд ли это случиться, ваше сиятельство. Вы непременно увидите своего жениха… Но об этом позже.
– Так вы хотите золота? Отец заплатит любой выкуп!
Настоятель рассмеялся:
– Раньше я ценил серебряные и золотые монеты, но теперь знаю точно: этого не достаточно для настоящей власти. Отведите её в подземелье, пусть охладит свою испанскую гордость и спесь.
– А мальчишку? – поинтересовался монах с хриплым голосом.
– Туда же, в соседнюю темницу.
* * *
Элеонора, объятая страхом, сидела на соломенной подстилке, кутаясь в шерстяной плащ. В темнице царил мрак, единственное освещение, проникавшее из узкой зарешеченной прорези в двери, распространяемое факелами в узком коридоре, связывало её с внешним миром.
Девушка тряслась, словно осенний лис на жестоком ветру, от её испанской гордости не осталось и следа. Слёзы текли из глаз, она слегка всхлипывала, и всё ещё не могла понять, как её, Элеонору де Олорон Монферрада, похитили? – причём, монахи!
Элеонора попыталась сосредоточиться: «Если я не появлюсь в Орлеане в назначенный срок, то маркиз непременно заподозри неладное и начнёт поиски… Да, но ему и в голову не придёт искать меня в монастыре! Кто бы мог подумать: монахи промышляют разбоем!»