Тайный посол. Том 2 - Владимир Малик

– Говори, батько, говори! – закричали казаки.

– Нравится мне этот казак, чего там греха таить… И чует мое сердце, что принесет он пользу товариществу нашему… Так что примем его в свой кош и дадим ему прозвище Палий, ибо такое он сегодня заслужил…

– Палием, Палием прозвать! Нехай отныне будет Палий! – зашумели казаки.

– Имени, по нашему обычаю, менять не станем, ибо имя – от Бога, его поп дал… – продолжал Сирко. – А прозвище, фамилия – от людей, вот мы ее и сменили… Согласен ли, казак?

Семен Гурко, который отныне должен был зваться Семеном Палием, а свою родовую фамилию предать забвению, поклонился товариществу и кошевому:

– Спасибо, батько кошевой, спасибо, батько крестный! Пока жив, не забуду, кто дал мне это запорожское имя! И постараюсь не срамить его никогда… А вам, братчики, спасибо за почет, которым удостоили меня! Ведь если б вы не привязали меня сегодня к этому столбу, чтоб всыпать мне с полтысячи киев, так разве знал бы кто сейчас какого-то там Семена Гурко?.. Никто… Так благодарствую за то, что без славы прославили Семена Палия! Ну а славу я постараюсь добыть саблей своею!

– Ты гляди, как чешет! Хоть и молодой, а голова! – прошамкал дед Шевчик, поблескивая единственным зубом.

Палий поклонился еще раз, потом порылся в карманах, вытащил горсть серебряных монет, подбросил их на ладони.

– А теперь, братья, положено крестины справить! Ставлю на всех две бочки горилки… Зовите шинкаря!

Над толпой прокатился одобрительный гомон, в котором слышалось никому до сих пор не знакомое, только что рожденное имя – Палий, которое вмиг стало известно всему запорожскому войску.

Как и надеялся Арсен, Сирко разрешил набрать добровольцев для похода на Правобережье, приказав за счет запорожской казны снарядить отряд порохом, сухарями, пшеном, салом и сушеной рыбой.

Собирались быстро, так как время не ждало. Добровольцев было много, но отправлялись только те, кто имел коня. Таких оказалось немного – всего сто семьдесят человек. До захода солнца они получили в оружейной порох и олово, в амбарах – пшено, сало, сухари, рыбу и соль. Кто обносился, тот наскоро латал одежду и обувь или менялся с товарищами на более теплые, менее поношенные вещи…

Выступать решили рано поутру. А вечером Сирко собрал всех в войсковой канцелярии на раду.

Просторная комната наполнилась до предела. Сидели на лавках, скамьях, внесенных джурой[23] кошевого, стояли вдоль стен и посредине – кто где мог. Суровые, сосредоточенные лица освещались желтым колеблющимся светом восковых свечей.

Сирко вышел из боковой комнаты, остановился у стола. В последнее время он стал заметно стареть. Усы совсем побелели, а под глазами появились синие отеки. Однако держался он еще молодцом: грудь колесом, плечи расправлены, как у парубка, голова высоко поднята. У себя на хуторе, в Грушевке, он успел отдохнуть, и приезд Звенигоры был вполне оправданным поводом, чтобы возвратиться снова в Сечь, куда он уже и сам рвался.

Окинув взглядом притихших запорожцев, кошевой начал:

– Братья, я собрал вас для того, чтобы перед вашей далекой дорогой сказать несколько слов… Причина поездки всем известна: каждый из вас согласился добровольно помочь нашему товарищу Арсену Звенигоре освободить его родных. Об этом знаете вы, знает вся Сечь, и потому могут знать и те, кто интересуется, как и чем мы тут живем… Но это, как говорится, для посторонних ушей. На самом деле задание ваше будет значительно шире, важнее…

Прошелестел удивленный шепот. Неужели кошевой подозревает, что среди них могут быть чужеземные соглядатаи?

– Я никого не подозреваю, – продолжал Сирко, – но мы живем в тревожное время, среди врагов и должны не только делами, но и словами не вредить себе… Так вот, первейшее условие успеха – полная тайна!.. Случилось так, что после осады Чигирина и сдачи его, в чем я обвиняю не войско, а наших полководцев – гетмана и воеводу, – об этом, кстати, я откровенно написал Самойловичу в своем письме, Правобережная Украина осталась под властью турок. Ее правителем султан назначил Юрася Хмельницкого. Мы все любили и уважали великого, славного Богдана, но не можем тем же платить его беспутному сыну. Из всех гетманов, которые были после Богдана, он более всего виновен перед отчизной и нанес ей наибольший, может статься, непоправимый вред. Говорю я это для того, чтобы вы знали, что с турками и ордынцами у меня никогда не было никаких дружеских договоров, я никогда военной силой не становился на их сторону и никогда не стану на сторону тех, кто им помогает!

– Мы это знаем, батько, – басовито прогудел Метелица.

– Вы завтра выступаете на Правобережье и встретитесь с теми, кто служит султану Магомету. Не так уж много их, но мне хотелось бы, чтоб совсем не было таких!

– Смекнули, батько, – снова отозвался Метелица.

– А если смекнули, то больше не буду об этом говорить… Скажу о другом: главное ваше задание будет вот в чем. До Корсуня вы пойдете одним отрядом, сделаете там что надо, то есть вызволите родных Арсена, а потом разделитесь на четыре группы. Старшим наказным атаманом, иначе – полковником, я назначаю Семена Палия… А после Корсуня атаманство над отрядами примут Самусь, Искра, Абазин и Палий. Вы пройдете от Корсуня до Днестра, Збруча, Случи и Ирпеня, разведаете, что там делается, как живет народ, покажете ему, что мы про него не забыли, поднимете его, сообща разгромите небольшие татарские и турецкие заставы, где встретите… А весной возвратитесь в Сечь!

– Понимаем, батько, – закивали головами запорожцы.

– Ну а коль понимаете, то счастливого вам пути!

Все вышли, кроме Палия, Звенигоры, Воинова и Спыхальского, которым кошевой велел остаться.

Сирко прошелся по комнате, потом остановился перед Палием, положил ему руку на плечо.

– Ты, должно быть, удивлен, казак, что сразу после крестин атаманом стал?

– Удивлен, батько.

– Привыкай… Правду говоря, я хотел назначить Арсена, но он нарассказал про тебя столько, что хоть кошевым сразу выбирай!

– Он, видимо, преувеличил, батько.

– Вот я и хочу сам убедиться, то ли ты и вправду орел, то ли лишь похож на него… Ну, ну, не обижайся, я пошутил… Атаманом действительно должен был быть Арсен, но, очевидно, в этом походе у него будет много других забот. Поэтому, зная про вашу дружбу и про ту славу, которую ты так быстро приобрел в Сечи, – кошевой усмехнулся, а за ним улыбнулся и Палий, – я и назначил тебя полковником.

– Благодарствую, батько.

Сирко помолчал некоторое время, думая о чем-то своем, сокровенном. Затем разогнал на лбу глубокие складки и сказал:

– Друзья, вашему отряду будет особое задание… После того как освободите семью Арсена, вы проберетесь в Немиров, резиденцию Юрася Хмельницкого. Я долго был винницким полковником и хорошо знаю те места. Там есть где укрыться, один Краковецкий лес может принять под защиту во сто раз больше людей, чем у вас… Если вам посчастливится, выведаете важные секреты турок, нужные не только Сечи, но и Батурину, и Москве. Вы понимаете, о чем я говорю. Война не закончена. Не исключено, что этим летом она разгорится снова. Потому нам и интересно было бы знать, куда ударит Кара-Мустафа и какими силами… После этого вы пойдете на Ирпень, разведаете, что делается на Полесье…