Знаменитый сыщик Калле Блюмквист играет - Астрид Линдгрен

– В штаб её, быстро! – приказал Сикстен.

Ева-Лотта защищалась, как львица, однако сильные руки Бенки и Йонте заставили её подчиниться.

Белые розы не замедлили ринуться ей на выручку. Калле съехал по верёвке с чердака, Андерс с опасностью для жизни смело прыгнул с дерева. Но Сикстен навязал преследователям ожесточённый арьергардный бой, и Алые без помех дотащили свою пленницу до «крепостного рва». Переправить неистово брыкающуюся Еву-Лотту по «подъёмному мосту» было, разумеется, немыслимо. Поэтому Бенка бесцеремонно толкнул её в реку, после чего и сам вместе с Йонте плюхнулся в воду.

– Не вздумай сопротивляться – утопим, – предупредил Йонте.

Однако страшная угроза нисколько не помешала Еве-Лотте брыкаться пуще прежнего, и она осталась очень довольна, ухитрившись дважды загнать Бенку и Йонте под воду. Правда, Ева-Лотта чуть и сама не захлебнулась, но это не омрачило её радости.

Бой у реки продолжался с неослабевающей силой. Гвалт стоял такой, что булочник решил оставить своё тесто и выяснить, что происходит. Он не спеша спустился к реке, как раз когда его дочь высунула из-под воды голову. Бенка и Йонте тотчас отпустили мокрую Еву-Лотту и виновато посмотрели на булочника. Битва на откосе стихла сама собой. Булочник задумчиво поглядел на своё дитя.

– Вот что, Ева-Лотта, – заговорил он наконец, – ты по-собачьи плавать умеешь?

– А как же! – ответила Ева-Лотта. – Я по-всякому умею!

– Вот и хорошо! Я только это и хотел узнать, – деликатно сказал булочник и зашагал прочь от реки.

Штаб Алой розы помещался в гараже при почтмейстерском доме. Сейчас гараж пустовал, и поэтому Сикстен временно занял его для своих нужд. Здесь он держал удочки, футбольный мяч, велосипед, лук, мишень и все тайные бумаги и документы Алой розы. Сюда-то и заточили промокшую насквозь Еву-Лотту. Правда, Сикстен рыцарски предложил ей свой спортивный костюм.

– Быть благородным с поверженным врагом – вот мой девиз, – сказал он.

– Вот ещё, никто меня не победил! – возразила ему Ева-Лотта. – Меня скоро освободят. А пока можно пострелять из лука.

Охрана ничего не имела против.

…Андерс и Калле сидели у реки и с мрачным видом держали совет. Вот ведь досада: не удалось захватить в плен Сикстена! Теперь об обмене пленными не может быть и речи.

– Я проберусь к ним и попробую что-нибудь поразведать, – сказал Андерс. – А ты полезай на клён и следи, если они вдруг вздумают вернуться. Обороняйся до последнего! Если тебя одолеют, то сперва сожги тайные бумаги.

Калле понимал, конечно, что выполнить в точности это приказание будет нелегко, но возражать не стал.

Бесподобный наблюдательный пункт – этот клён! Сидишь себе удобно в развилке, совершенно скрытый листвой, и видишь сад булочника и всю улицу до угла, где она соединяется с Большой улицей. Калле всё ещё жил напряжением прошедшего боя, но вместе с тем чувствовал лёгкие угрызения совести. Он пренебрёг своим долгом перед обществом! Если бы не война Роз, он с раннего утра стоял бы на посту у гостиницы и следил за теми двумя, что приехали вчера вечером. Кто знает – возможно, это приблизило бы его к разрешению загадки.

Внизу по садовой тропинке взад-вперёд бродил дядя Эйнар. Он и не подозревал о том, что на дереве кто-то есть, и Калле мог спокойно следить за ним. Каждое движение дяди Эйнара выдавало нетерпение и недовольство, а лицо выражало такую тревогу и отвращение ко всему, что Калле стало его даже жалко.

«Пожалуй, надо было всё-таки уделять ему больше внимания», – подумал вдруг Калле участливо.

Улица за забором была пуста. Калле посмотрел в сторону почтмейстерского дома. Именно оттуда следовало ожидать нападения. Но Алые не показывались. Калле взглянул в другую сторону, по направлению к Большой улице. Кто-то шёл… Да это же… нет, не может быть… ну да, они, те самые типы… как их… Крук и Редиг! Калле напрягся, как стальная пружина. Приезжие подходили всё ближе и ближе. Вот они поравнялись с калиткой булочника… и вдруг заметили дядю Эйнара. И он их заметил.

До чего побледнел дядя Эйнар! Даже страшно смотреть. Как мертвец белый. А перетрусил – крыса в ловушке и та не могла бы выглядеть более испуганной.

Первым заговорил один из приезжих, бледный и низкорослый, – Редиг. Его голос звучал удивительно вкрадчиво и нежно:

– А вот и Эйнар. Наш дорогой, ненаглядный Эйнар!

От этого голоса у Калле по спине забегали мурашки. За ласковым тоном Редига крылось что-то отталкивающее и опасное.

– Ты, кажется, не особенно рад нас видеть, старина, – замурлыкал приезжий.

Дядя Эйнар дрожащими руками схватился за калитку.

– Что вы, конечно, рад! Просто вы так неожиданно появились.

– Разве? – Бледный улыбнулся. – Ну да, ты же забыл оставить нам адрес, когда уехал, – по рассеянности, конечно. К счастью, ты прислал Лоле письмо с довольно-таки отчётливым штемпелем. А Лола девушка неглупая. Если с ней поговорить по душам, она выложит всё, что нужно.

Дядя Эйнар, тяжело дыша, перегнулся через калитку к Бледному:

– Что ты сделал с Лолой, ты!..

– Спокойно, спокойно! – прервал его вкрадчивый голос. – Не хорохорься! В отпуске надо отдыхать и ни о чём не думать. Ведь ты, насколько я понимаю, приехал сюда в отпуск или как?

– В общем… да, – сказал дядя Эйнар. – Захотелось чуть отдохнуть.

– Понимаю. Совсем замучился на работе за последнее время, да?

Разговор всё время вёл Бледный. Тот, кого Калле называл Противным, только молчал и улыбался, но улыбка эта выглядела отнюдь не доброжелательной.

«Попадись он мне ночью на пустынной улице, я бы здорово струхнул, – подумал Калле. – А впрочем, ещё неизвестно, кого из них неприятнее встретить – этого или Бледного, Ивара Редига».

– Что ты, собственно, хочешь, Артур? – спросил дядя Эйнар.

«Артур? Он же Ивар! – удивился Калле. – Хотя ведь у жуликов и бандитов всегда куча имён…»

– К чёрту! Ты отлично знаешь, чего я хочу! – ответил Бледный, и голос его звучал уже жёстче. – У нас здесь машина, поедем прокатимся, заодно и поговорим.

– Не о чем мне с вами разговаривать, – отрезал дядя Эйнар.

Бледный подошёл ближе.

– Так уж и не о чем? – пропел он.

«А что это у него в руке?» – Калле пришлось наклониться, чтобы разглядеть.

– Вот так-так! – прошептал Калле.