Дочь моей жены - Ольга Волкова



— Напомни мне правило, Вика, — едва сдерживаю свой рык, взяв стек, который повесил на крючок возле рядом стоящей кровати.

— Какое? — непонимающе спрашивает, скорее от того, что Вика сама уже на грани.

— Значит ты не помнишь, — сурово говорю, и она мотает головой. Без предупреждения щелкаю стеком по внутренней части бедра, практически в десяти сантиметрах от ее естества. Девушка пискнула, вздрагивая. В тусклом свете и при свечах, ее возбуждение едва заметно, но влажность ощутима, стоило мне прикоснуться ладонью к её лону. Вика попыталась сжать ноги, но тут же была предупреждена еще одним хлыстом.

— Ах! — выгнулась в пояснице, когда новая волна жалящего удара пронзила каждую клеточку тела Вознесенской. — Я не должна была возражать или начинать говорить без твоего разрешения… — выпаливает на выдохе одним предложением, ложась снова на спину.

— Умница, саба, — хвалю, встав перед ней на одно колено — напротив ее естества. В нос мгновенно ударяют флюиды ее возбуждения, и я практически теряю свой собственный разум, опьяненный ее ароматом желания большего. Вика замерла, не понимая, что происходит дальше. Вознесенская снова прогнулась в пояснице, подперев голову обеими руками. На не широком козле трудно удержать равновесие, особенно в таком положении, но она справляется на отлично. Вскинув одну ее ножку себе на плечо, девушка сообразила, а потом я заметил на ее лице ухмылку. Слишком довольную, и в этот момент мне словно по голове ударили: а, кто, мать вашу, из нас тут Дом?! Эта наглая, хитрая девица манипулирует мной! Твою мать! Вика уже приготовилась к победе, но рано девушка ее начала праздновать. От ее киски отказаться я не в силах, а вот отомстить, как она предположила — вполне. Одной рукой я стал гладить ее бедро правой ноги, а другой бесшумно полез в карман и достал клиторный зажим. Вещица, чем-то похожая на скрепку, украшенная стразами, в том же стиле, что и зажимы для сосков. Я приблизился к ней и начал целовать, вырисовывая круги на клиторе. Покусывал, всасывал плоть, щелкал языком… играл и вкушал вкус Вознесенской. Она была на грани, как и я сам. Но, ухмыльнувшись, пока девчонка пребывала в нирване и готовилась к разрядке, быстрым и ловким движением установил зажим. Всю комнату охватил крик Виктории, и она попыталась сесть, но я надавил ей на живот; против моей силы у девушки не было ничего, кроме того, чтобы повиноваться.

— Ай!!! Почему не обговорил со мной!? — возмутилась она, срывая повязку. Я тут же скинул ее ножку со своего плеча и встал, недовольный ее поведением. Её непокорностью. Она сражалась со мной, будто на равных, хотя я понимал, что с девчонкой определенно будут проблемы. Вика стала дергаться, чем только больше причиняла себе боли, но не той, которую я готов был ей подарить. А так, Вознесенская сама себя наказывает, но пусть это для нее станет большим уроком. Я рывком прижался к ее плоти, и она ойкнула, когда почувствовала мой член прямо у своего входа, и лишь ткань моих брюк была препятствием. Заломив ее руки ей же за головой, я еще раз толкнулся вперед, усиливая силу трения — своего рода петтинг. Потом еще раз, и еще. До тех пор, пока девчонка не успокоилась и не повиновалась. Она расслабилась в моих руках и хватке, обхватив ногами мой торс, будто в кольцо. Глаза в глаза. Мои озлобленные против её слишком спокойных и жаждущих.

— Ты ослушалась, Вика, — рычу, толкнувшись, я никак не мог остановиться. Она ухмыльнулась. Мы практически трахались, но не по-настоящему.

— Ты должен был спросить, — дернув бровью, Вознесенская опустила взгляд на мои губы. Но я решил, что с нее достаточно. Быстрым движением просунул правую руку между собой и ней, расстегнув ширинку и припустив брюки, я уже касался ее влажного лона своим членом, но что-то меня остановило. Её победный блеск взгляда и ухмылка. Нет. Сам себе приказал нет, хотя практически вошел в нее головкой члена. А Вика, словно нарочно прогибалась в пояснице и кусала свои губы.

— Не сегодня, — я поднимаюсь, оставив девчонку без продолжения. Она хмыкнула, будто собралась расплакаться. Зажим по-прежнему был установлен на ее клиторе, и пока Вика не пришла в себя после такого потрясения, я продолжил, — я уйду, и только после этого ты снимешь с себя зажим, Виктория, — грубо, будто щелкаю стеком по ее побледневшей коже. Она сползла с козла, но все еще держалась на своих дрожащих ногах. Смысл моих слов постепенно доходил до девушки, на что она фыркнула и отвернулась. — И я видел список твоих ограничений, саба, — это было последним, что я сказал, когда оставил ее одну. Как она меня.

На выходе меня встретил смотритель, нахмуренный и недовольный.

— Господин Дубровский, — обращается он ко мне с суровым тоном в голосе. Да, я уже понял, что нарушил правило, прикоснувшись к девушке без защиты и тем более оставил сабмиссив в комнате одну, не завершив сессию.

— Это ее наказание, — отчеканил, и смотритель понимающие кивнул. Не такого конца я хотел, но последняя эмоция Виктория добила меня и словно пробила броню, которой я себя огораживал все эти годы. — Приведите ее в порядок и отвезите домой. Все расходы запишите на мой личный счет.

— Хорошо, — кивнул смотритель и возвратился на место к стеклянной затемненной стене, где за ним до сих пор была девушка.

Виктория Вознесенская

Что это было? Пронеслось первое, как только Дубровский оставил меня одну, все еще с зажимом между ног. Низ живота ноет от сорванного оргазма, который вот-вот готов был взорваться внутри меня, и окутать этим замечательным ощущением полета. Но Костя решил все-таки отомстить. Я до сих пор чувствую, будто его член, все еще касается меня там, а ведь я так надеялась на продолжение. Знаю, глупо. И глупо было надеяться, будто этот мужчина способен разглядеть во мне женщину — жаждущего его уже не первый год. Но вскоре он станет мужем моей матери, а значит и смысла нет пробивать его броню. Я облокотилась о свои колени, затем развела их по разные стороны, даже не заметила, как начала плакать, осторожно разжала зажим. Из-за мужчины, из-за всей ситуации, которая теперь будет всегда перед моими глазами. Искры полетели из глаз, и это была настоящая боль, не та, что я была готова ощутить, находясь в экстазе. Наказал. Дубровский знает, что теперь я долго не подойду к ним, постоянно вспоминая последствия от неудовлетворения. Быстро свела ноги вместе, заглушая новый поток слез от неизвестности. В нашей комнате… Осеклась. В этой комнате все еще витает аромат мужских духов, смешанных с запахом возбужденных тел. Константин даже сумку свою не забрал, вылетел, будто ошпаренный, но что пошло не так. Кое-как встала на свои ноги — они дрожали. Мне почему-то стало стыдно, и я прикрыла грудь одной рукой, а другой свое естество, хотя, что может увидеть мужчина за стеной.

— Твою мать… — простонала, подходя на ватных стопах к стулу. Мои вещи были разбросаны повсюду. Наклонившись, подняла лосины, быстрыми движениями натянула их, затем уже топ, который лежал на кровати. Встряхнула головой, чтобы волосы немного приняли объем. Вытерла свои слезы — предатели, ведь я не собираюсь расклеиваться из-за мужчины, к которому неравнодушна.