Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой

На другой день после совета Наполеон, рано утром,притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущегосражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск.Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть-чуть непоймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же,что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросалиськазаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеонуспел уйти.

Когда вот-вот les enfants du Don [сыны Дона] могли пойматьсамого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать,как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, ссвоим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости исмелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался отказаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки,приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.

То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошлиназад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие навсю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременнодействовали и на Наполеона.

Когда человек находится в движении, он всегда придумываетсебе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимодумать, что что-то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление обобетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.

Обетованная земля при наступлении французов была Москва, приотступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущеготысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче яприду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это местоотдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды.Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются втолпе.

Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге,конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, вогромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, — былаСмоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту исвежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии исам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло имдать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, ите, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле,стремились к Смоленску.

Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией,с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общегостремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторуюэнергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в ихколичестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения,притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячноймассой как целым государством.

Каждый человек из них желал только одного — отдаться в плен,избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общегостремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; сдругой стороны — нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то,что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделатьсядруг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги этине всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этойвозможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановитьэто движение, на которое направлена была вся энергия массы французов.Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного пределасовершавшийся процесс разложения.

Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существуетизвестный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могутрастопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.

Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понималэтого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленскойдороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11-го октября, начало сбываться.Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить,опрокинуть французов, и все требовали наступления.

Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики укаждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействоватьнаступлению.

Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачемсраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечноедобиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражениярастаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческоймудрости то, что они могли бы понять, — он говорил им про золотой мост, и онисмеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитымзверем.

Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясьв близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинутьдва французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислалив конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.

И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска нашиатаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, смузыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.

Но отрезать — никого не отрезали и не опрокинули. Ифранцузское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая,все тот же свой гибельный путь к Смоленску.

Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвыи бегством французов, без новых сражений, — есть одно из самых поучительныхявлений истории.

Все историки согласны в том, что внешняя деятельностьгосударств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; чтонепосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличиваетсяили уменьшается политическая сила государств и народов.