Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю - Томас Эсбридж

Наступая на запад, монголы вошли в контакт с латинскими христианами Европы, где их появление было встречено со страхом, смятением и неуверенностью. Новости, что мусульмане Ирана были разгромлены неизвестной силой, пришедшей из далеких земель Востока, достигли участников Пятого крестового похода в Египте в 1221 году. Многие франки предположили, что монголы могут быть ценными союзниками. Сначала в это поверили, потому что неизвестных монголов уподобили пресвитеру Иоанну, персонажу древней легенды о могущественном христианском короле, который якобы появится с Востока в самый мрачный час христианства. Со временем также стало ясно, что несториане (секта, обосновавшаяся в Центральной Азии) приобрели некоторое влияние среди монголов и даже обратили в христианскую веру жен некоторых военачальников.

Но латинское христианство постепенно стало осознавать, что монголы, или татары, как их называли в Европе, не были просто далекой чужеземной силой, а непосредственной и потенциально смертельной угрозой. В 1241 году монгольская армия прошла Русь и провела следующий год, грабя и опустошая Польшу, Венгрию и Восточную Германию. Разрушения были огромны. Но даже перед лицом ужасного нашествия правители Западной Европы, занятые междоусобной борьбой, реагировали медленно и продолжали надеяться на договоренность или союз. С конца 1240-х годов римское папство отправило к монголам два миссионерских посольства, возглавляемые монахами. Эти франкские посланники преодолели тысячи миль, чтобы посетить богатый монгольский двор в Каракоруме (в Монголии), надеясь обратить великого хана в христианство. По возвращении они привезли недвусмысленные ультиматумы, требующие, чтобы Рим подчинился власти монголов. Будучи на Кипре, Людовик IX также установил контакт с татарами. В 1249 году он послал своих представителей к монголам в Иран. Посольство вернулось в 1251 году, нашло Людовика в Палестине и тоже привезло требование ежегодной дани, которое, как и следовало ожидать, французский монарх проигнорировал.

Несмотря на столь бескомпромиссный подход к дипломатии, монгольская империя начала приходить в упадок уже во второй половине XIII века, разъедаемая династической борьбой и проблемами, связанными с управлением столь обширной территорией. Тем не менее монголы не перестали внушать страх. В 1250-х годах новый великий хан Мунке (Менгу) — внук Чингисхана — инициировал новую волну экспансии в мусульманский мир Среднего Востока и за его пределами, назначив своего брата Хулагу командующим огромной ордой из десятков тысяч воинов — вместе с известным монгольским генералом Китбукой. Пройдя через Южный Иран, в 1256 году эта могущественная армия повернула на Багдад, где член династии Аббасидов до сих пор называл себя суннитским халифом. В феврале 1258 года Хулагу сокрушил Багдад, предав мечу более 30 тысяч мусульман и разрушив некогда великую столицу. Далее он подчинил себе большую часть Месопотамии, создав то, что впоследствии назвали монгольским ильханатом Персии (который протянулся от Ирака до границ Индии). Затем Хулагу пересек Евфрат и в 1259 году подошел к границам Сирии и Палестины.

Неудивительно, что приближение монголов привело в ужас население северной части Сирии. Христиане продолжали упрямо надеяться, что Хулагу может оказаться союзником против ислама, тем более что его жена была несторианкой. Король Киликийской Армении Хетум подчинился монгольскому правлению еще в 1246 году и получил разрешение сохранить частичную автономию в обмен на выплату ежегодной дани. Теперь Хетум убедил своего зятя Боэмунда IV (правителя княжества Антиохия и графства Триполи) стать союзником армии Хулагу. Аль-Насир, правитель Алеппо и Дамаска из династии Айюбидов, тоже платил монголам дань с 1251 года в надежде предотвратить прямое вторжение, однако осенью 1259 года, когда орда вошла в Сирию, ограничения политики уступок стали очевидными.[390]

Если приход монголов принес на большую часть мусульманского Ближнего Востока панику и хаос, миру мамлюков он дал новое чувство единства и целеустремленности. В ноябре 1259 года Кутуз использовал монгольскую угрозу, чтобы свергнуть юного султана и объявить себя новым правителем Египта. В то же время хватка аль-Насира явно стала слабеть. Находясь рядом с Дамаском, эмир Айюбидов, судя по всему, был полностью парализован страхом перед наступающими на Алеппо монголами — он никак не отреагировал, даже когда в южную часть Сирии потянулись потоки беженцев из Персии.

В начале 1260 года Хулагу осадил Алеппо с помощью Хетума и Боэмунда IV; к концу февраля город был захвачен и стал местом шестидневной оргии насилия. Боэмунд лично поджег главную городскую мечеть, и, хотя позднее был отлучен от церкви за помощь монголам, в результате пакта 1260 года князь получил немалые территориальные приобретения, среди которых было восстановление франкского контроля над портом Латакия. После Алеппо Хулагу покорил Харим и Хомс и очень скоро добился полного господства над Северной Сирией. Новости об этих событиях заставили аль-Насира покинуть Дамаск, и городское население предпочло сдаться монголам, чтобы не повторить судьбу Алеппо. Так в марте 1260 года монгольский полководец Китбука оккупировал древнюю сирийскую столицу ислама. Скрывшийся аль-Насир был вскоре пойман и отправлен к Хулагу — где какое-то время к нему относились как к ценному заложнику, — но поступили сведения о смерти Мунке, и Хулагу решил покинуть Сирию вместе с большей частью своей армии, вернуться на Восток, чтобы проследить за тем, как великим ханом станет его брат Хубилай. Так главой монгольской Сирии остался Китбука, правда, в его распоряжении были значительно меньшие силы, но даже при этом он сумел тем же летом обеспечить подчинение Трансиордании Айюбидов.

Поскольку монголы вторглись на Святую землю, по большей части не встретив сопротивления, и разрушили мир Айюбидов, представлялось сомнительным, что какая-либо левантийская сила имеет желание и возможности остановить их продвижение. Франки Иерусалимского королевства не разделяли готовности Боэмунда Антиохийского вступить в союз с монголами, понимая, что сделать это значит попросту заменить мусульманского врага на другого, еще более опасного. Надеясь избежать прямой конфронтации, латиняне приняли решение соблюдать нейтралитет.[391]

К середине 1260 года, таким образом, осталась лишь одна сила, способная противостоять монгольской орде, — мамлюки Египта. К этому времени Бейбарс уже понял, что его хозяева — Айюбиды не смогут противостоять монголам, поэтому он пошел на сближение с Кутузом и в марте вместе с оставшимися членами Бахрии прибыл в Каир. Договор соблюдался, хотя тщательно скрываемая взаимная враждебность и подозрительность ощущалась во всем. Оба — и Кутуз, и Бейбарс — знали о честолюбивых планах друг друга, к тому же Бейбарс не мог забыть о роли Кутуза в убийстве Актая. Один мусульманский хронист признал, что глаза обоих горели ненавистью друг к другу.