Вацлав Нижинский. Новатор и любовник - Ричард Бакл

руке, прежде чем отпустить. После этого мы долго оставались в подобных отношениях на уровне похлопывания, но никогда не разговаривали. Я пыталась болтать с ним по-французски или по-английски, но он не отвечал. Я влюбилась в него в Вене и с тех пор никогда не переставала любить».

Как-то зимой Ромолу и Вацлава в Императорских садах застигла снежная буря, и они нашли укрытие в Хофбурге, где выставлялось собрание Венской картинной галереи. Вацлав уверенно взбежал по ступеням, и Ромола подумала, что это, должно быть, напомнило ему о посещениях Эрмитажа в детстве с матерью. В течение двадцати шести лет он не бывал ни в музеях, ни в картинных галереях, но он узнавал многие картины и называл имена Веласкеса, Рафаэля и других художников. Когда он слушал в Хофкапелле мессы Гайдна, Моцарта или Шуберта в превосходном исполнении солистов Оперы и Венского хора мальчиков, на лице его появлялось «выражение экстаза». А также они с Ромолой посетили постановку «Пиковой дамы». Русские принялись обхаживать Нижинских в надежде, что Вацлав вернется на родину. Однажды вечером было устроено представление в его честь. Ромола полагала, что это будет опера, но был балет в исполнении его прежней труппы из Ленинграда, продолжавшей те традиции, в которых Вацлав был воспитан много лет назад. Были исполнены «Щелкунчик», дивертисмент и «Сильфиды» Фокина. Нижинский «сжал руки и отвечал на каждое па своим движением». Танцевали Чабукиани, Сергеев и одухотворенная Уланова. Вацлав громко аплодировал, как «юный восторженный студент». На следующий день он посетил Уланову в гостинице и был встречен охапкой роз.

В марте 1946 года в ответ на письмо Маргарет Пауэр Антон Долин написал из Сиэтла, что он отложил для Нижинских 400 долларов, и спрашивал, не изыщет ли Маргарет способ, чтобы выплатить им эквивалент. В течение года он продолжал собирать для них деньги в Америке, как делал это в Англии до войны.

Англичане намеревались оставить отель «Сакер» в своем распоряжении, и Ромола сочла, что ей следует вывезти Вацлава за город, так как постоянное присутствие солдат угнетало его. Начальник американской военной полиции, полковник Ярборо, предоставил Ромоле пропуск в американскую зону и позволил ей осмотреть некоторые замки, находившиеся под охраной военных властей. Так что в июле 1946 года, пережив несколько тревожных минут на контрольно-пропускном пункте между русской и американской зонами, Ромола привезла Вацлава сначала на несколько дней в Зальцбург, затем в романтический замок Миттерзилл, размещавшийся высоко на горе между Китцбюхелем и Целл-ам-Зее. Только теперь, через год после окончания войны в Европе, они наконец ощутили, что лишения и скитания военных лет по-настоящему закончились.

Комнаты Вацлава располагались на первом этаже и выходили во внутренний двор, а из окон открывался вид на Альпы и долину Зальцах. Он свободно бродил по залам и саду. Из деревни приходили женщины, они работали, получая в уплату продукты, а не деньги; благодаря приезжавшим в крепость американским, французским и английским посетителям продукты никогда не переводились. Деревенский священник отслужил мессу в часовне замка. Маргарет Пауэр приезжала из Вены и играла с Вацлавом в настольный теннис. «Иногда, — вспоминала она, — он целовал меня в щеку, всегда неожиданно, не при приветствии или прощании, а подчиняясь порыву».

«Одно время года сменялось другим, — пишет Ромола, — и мы так привыкли к этой романтической жизни и так привязались к месту, что почти забыли прошлое. Вацлав был снова волен идти куда хотел. Он часами сидел в парке или во дворе, и нам не нужно было повсюду следовать и наблюдать за ним. И это было очень приятно ему. В лечебницах за ним годами наблюдали днем и ночью. Из-за этого постоянного наблюдения он стал очень зависим от своих спутников. Позже, во время войны, мне приходилось постоянно находиться рядом с ним, пытаясь отвести от него все неприятные инциденты и опасности. Теперь мне хотелось, чтобы он стал более независимым, и я предоставляла его себе. Через несколько месяцев мой метод принес свои плоды: Вацлав, утративший за последние двадцать семь лет привычку выражать свои желания, теперь стал решительно заявлять, что он хочет и чего не хочет».

Зимой 1946/47 года и летом Ромола несколько раз ездила в Париж и Лондон, где, к ее величайшему облегчению, министерство иностранных дел вручило ей британский паспорт, так как ее отец родился в Хайгейте и его рождение было должным образом зарегистрировано в Сомерсет-Хаусе. С помощью Даффа Купера, британского посла в Париже, ей удалось добиться для Вацлава разрешения жить в Англии и достать транзитные визы для проезда по Франции. Она также договорилась с доктором Рором, уже лечившим Вацлава в Цюрихе, что он осмотрит его. Этот осмотр состоялся в ноябре 1947 года, и Вацлаву было прописано лечение против высокого давления.

Нижинские и Пауль отправились из Швейцарии в Кале, путешествие по Па-де-Кале оказалось тяжелым, и Вацлав, единственный, кто не страдал от морской болезни, ухаживал на этот раз за Ромолой и Паулем, а затем — поездка в Лондон на автомобиле сквозь густой туман.

Они провели в Лондоне несколько дней. Ромоле казалось, что Вацлав не вполне осознает, что прошло уже тридцать пять лет с тех пор, как он был здесь в последний раз. Он только знал, что был счастлив, имел большой успех здесь и люди относились к нему хорошо, так что его радовало возвращение сюда. В оставшиеся несколько лет английские власти относились к нему внимательнее, и, по мнению Ромолы, «Вацлав наконец обрел настоящий приют и полную свободу. Никто больше не беспокоил его. Окружающие его люди обращались с ним так, словно он никогда не был душевнобольным, и он отвечал вполне нормальным поведением». За все время пребывания в Англии он ни разу не проявил признаков чрезмерного волнения или расстройства.

Александр Корда, старый друг Ромолы по Будапешту, устроил так, чтобы они остановились в «Грейт-Фостерс», роскошном отеле неподалеку от Эгама в Суррее, примерно в миле на восток от того места, где дорога Лондон — Эксетер граничит с Виргиния-Уотер. Это был прелестный кирпичный дом в позднеелизаветинском стиле, и они очень тихо встретили там Рождество. Остальную часть зимы они провели спокойно, играя в карты и шахматы, гуляя и посещая местный кинотеатр. Вацлав обожал «Идеального мужа» по Уайльду в постановке Корды. Он восхищался цветными фильмами, которых никогда не видел прежде, влюбился в Полетт Годдар и посмотрел фильм с ее участием дважды. Ромола написала мисс Годдар, и та прислала Вацлаву фотографию с автографом.

Тамара Карсавина и Надежда Николаевна Легат, вторая жена и вдова бывшего учителя Вацлава,