Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей

– Я не знал, – ошеломленно проговорил Уильям. – Но если они на крыше, значит, мы окружены.

– Боюсь, да. Сейчас нам необходимо парализовать шайку на крыше офицерского собрания, поставив двух парней с дробовиками у выходящих во двор окон в кабинете шефа, чтобы они открывали огонь, как только какой-нибудь мерзавец высунется. Пусть они прогнали нас с крыши, но от этого они ничего не выиграют, если им придется лежать на брюхе в дальнем ее углу. Ты лучше оставайся здесь и управляйся с теми, кто пытается пробить стену, а я… – Осекшись на полуслове, он резко вскинул голову, принюхался и тревожно спросил: – Чувствуешь запах дыма?

– Да, он доносится с улицы за стеной. Мы давно почуяли его сквозь дыры, что проделывают эти крысы. Наверное, там пожар в одном из домов. Ничего удивительного, если учесть количество древних джезайлов, из которых они вслепую палят в разные стороны.

– Вслепую, только пока остаются по другую сторону стены, – сказал Уолли и уже двинулся прочь, когда Уильям остановил его.

– Послушай, Уолли, мне кажется, нам надо еще раз попробовать передать записку эмиру. Он явно не получил ни одной из предыдущих. Я в жизни не поверю, что он не пришел бы к нам на помощь, если бы знал о нашем отчаянном положении. Мы должны найти человека, который возьмется отнести послание.

Они нашли такого человека, и на сей раз посыльный сумел справиться с заданием, притворившись одним из мятежников. В окровавленной одежде, с живописной повязкой на голове он благополучно доставил записку Уильяма во дворец. Но сейчас там царило еще более сильное смятение, чем несколько часов назад, когда Гхулам Наби (он все еще ждал в приемной, снедаемый тревогой) принес второе письмо от сэра Луи. Последнему посыльному тоже велели ждать ответа, но ответа он так и не получил. К этому времени эмир не сомневался, что, как только мятежные толпы разделаются с британской миссией, они обратят свой гнев на него и заставят его и его семью заплатить жизнью за то, что он позволил неверным явиться в Кабул.

– Они убьют меня, – простонал эмир, обращаясь к настойчивым муллам, наконец-то добившимся очередной аудиенции. – Они убьют всех нас.

И снова главный мулла призвал Якуб-хана спасти гостей и отдать артиллерии приказ открыть огонь по толпе. И снова эмир отказался, истерически заявив, что тогда толпа сразу же нападет на дворец и убьет его.

В конце концов, пристыженный упреками, он согласился действовать: вызвал своего восьмилетнего сына Яхья-хана и, посадив маленького мальчика на лошадь, отправил его в сопровождении жалкой горстки сирдаров и учителя – последний держал высоко над головой Коран, чтобы все видели, – умолять обезумевшую толпу во имя Бога и Пророка вложить оружие в ножны и разойтись по домам.

Но толпа, столь яростно требовавшая крови неверных, не отказалась от своей жестокой забавы при виде Священной Книги или испуганного лица ребенка, пусть и наследника афганского престола. Дрожащего учителя стащили с седла, Коран вырвали у него из рук, швырнули на землю, стали топтать и пинать, и злополучные посредники, теснимые взбешенными людьми, выкрикивающими оскорбления и угрозы, пустились наутек во дворец, опасаясь за свою жизнь.

Однако еще оставался один афганец, который не боялся толпы.

Неукротимый главнокомандующий Дауд-шах, весь израненный, встал с постели и, собрав нескольких преданных солдат, направился к резиденции, чтобы противостоять городской черни столь же смело, как он противостоял мятежникам из Ардальского полка. Но авторитет армии значил для толпы не больше, чем Священная Книга столь громко провозглашаемой веры. Одержимые желанием убивать и грабить, люди набросилась на доблестного генерала, точно свора злобно рычащих дворняг на кошку, и, словно дикая кошка, он сражался не на жизнь, а на смерть.

Какое-то время Дауд-шаху и его людям удавалось отбиваться от озверевших бунтовщиков, но силы были слишком неравными. Главнокомандующего стащили с лошади, и толпа мгновенно сомкнулась вокруг него, пиная, топча, забивая камнями. Только вмешательство горстки его солдат спасло жестоко избитого человека и его прискорбно малочисленный отряд от смерти. Солдаты видели, как он выезжает, и бросились ему на помощь, рубя саблями налево и направо с лютой яростью, заставившей толпу отступить.

– Больше мы ничего не в силах сделать, – сказали наблюдавшие за происходящим муллы.

Осознав бесполезность любых попыток человеческого вмешательства, они покинули дворец и вернулись в свои мечети, дабы молиться о вмешательстве Аллаха.

Ашу, который в бессильной ярости метался взад и вперед, пытаясь придумать способ выбраться наружу, казалось, что он провел в этой маленькой душной клетушке целую жизнь. Тянется ли время так же медленно для разведчиков, которые без передышки сражались все жаркое, бесконечно долгое утро и вот уже несколько послеполуденных часов, – или же они, со всех сторон теснимые противником, не замечают течения времени, зная, что каждый вздох может оказаться последним, а потому живут только настоящим моментом, дарованным милостью Божьей?

Наверняка есть какой-нибудь способ выбраться отсюда… должен быть.

Вечность назад Аш обдумывал возможность прорубить дыру в глиняном потолке между балками, но потом, услышав глухой топот ног по крыше, понял, что там люди, много людей, судя по частому треску мушкетных выстрелов – столько же, сколько на крышах и в окнах всех домов в пределах видимости, не говоря уже о домах, остающихся вне поля зрения.

Тогда Аш обратил внимание на пол. Проделать в нем отверстие не составило бы особого труда: как и повсюду в здании, пол состоял из сосновых досок, опертых на толстые балки и покрытых слоем глины с добавлением резаной соломы. И если бы не было очевидно, что комната внизу занята мятежниками, которые вели огонь из окна, расположенного сразу под окном конторы, с помощью своего длинного афганского ножа Аш в два счета расковырял бы сухую глину и, подцепив лезвием, выломал бы одну доску, после чего смог бы руками выдернуть пару соседних. Но в случае с окном нож был бесполезен.

На какое-то время Аш сосредоточился на окне и даже изготовил веревку, разорвав на полосы хлопчатобумажное покрывало с помоста, на каких сидят с поджатыми ногами писцы за работой. Но с металлическими прутьями он справиться не сумел. Внутренние боковые стены комнаты были довольно тонкими (по сравнению со стеной возле двери), но даже если бы он проделал отверстие в одной из стен, это не помогло бы делу: справа находилась кладовая без окон, заваленная до потолка старыми документами, а слева – библиотека мунши, и оба помещения всегда запирались на замок.

Тем не менее Аш потратил немало времени и сил на то, чтобы пробраться в библиотеку в надежде, что оконные прутья или замок там окажутся менее прочными. Но когда ему наконец удалось прорубить, проскрести и проковырять в стене достаточно большую дыру и протиснуться в нее, он обнаружил, что в двери там стоит точно такой же замок, а окно, так же надежно забранное металлическими прутьями, даже меньше по размеру, чем у него в комнате.