Затерянный в сорок первом - Вадим Мельнюшкин

Караульщика приложили быстро, но пронзительный крик с дороги дал понять, что кому-то из детей досталось от огня, и уже не важно, от нашего или немецкого. Одного из двух стрелков, что прятались под машинами, тоже завалили быстро. А вот второй никак не хотел умирать. Вооружен он был автоматом и, по-видимому, являлся опытным воякой. Экономные автоматные очереди рвали стволы деревьев и взметали снег на наших позициях. Ко всему этому он постоянно перекатывался под днищем грузовика, не давая взять себя на прицел и придавить огнем.

– Гранату бы ему туда бросить, – скрежетал зубами Жорка.

Гранату бросать было нельзя – на беду, он залег под головной машиной, и осколками вполне могло посечь детей, что лежат рядом. Они же и мешали стрелкам хорошенько прижать немца. Крикнуть детям, чтобы отползли в сторону? Как бы этот гад не стал по ним стрелять, видя, что прикрыться ими не удастся. Добить-то мы его все одно добьем, но не хочется лишних жертв. Еще и время поджимает – на дороге раненые дети. Несколько минут промедления могут стоить им жизни. Есть! Фашист визгливо заорал, наверное, хорошо достали.

От задних машин к головной бросилась пара человек, до того приближавшихся к колонне ползком. Огонь из леса почти стих – стреляли только с другой стороны дороги. Оттуда атакующую пару видно не было, но сидели там лучшие стрелки, других и не послали бы, потому как место стремное – огонь с двух сторон в засаде вообще опасен для нападающих. Короткая автоматная очередь, и от машин замахали руками. Тут же послышались команды сержантов о прекращении огня. Нет, несмотря на то, что времени на обучение личного состава катастрофически не хватает, что-то вбить все же удается. Может, потому, что злостные нарушители техники безопасности на войне долго не живут?

Тут же к трассе метнулось несколько человек. Один из санитаров склонился над кем-то, рядом встал боец и, держа автомат у плеча, стал осматривать окрестности, поводя туда-сюда стволом. Остальные двинулись к машинам, громко спрашивая, не требуется ли кому помощь. Вот еще один боец присел, значит, раненый не единственный. Плохо. Черт, похоже, еще один. Что за непруха сегодня.

На дорогу выскочил одним из первых, правда, во второй волне, когда туда ломанулись почти все.

– Контроль! – раздался крик от машин, и тут же грохнул одиночный выстрел.

Подбежал к санитару, что возился у первой нелепо пострадавшей жертвы нашей засады. Темнота сгустилась, и в слабом свете карманного фонаря происходящее было понять сложно. Боец разрезал темные и липкие на вид тряпки на груди щуплой девчонки-подростка. Она уже не кричала, а только молча шевелила окровавленными губами, на которых вздувались темные пузыри. Прострелено легкое. Даже такой далекий от медицины человек, как, я понимал, что шансов у нее практически нет. Здесь чудо нужно. Наконец санитар справился с окровавленной одеждой и приступил к перевязке. Он только успел наложить тампон на груди, повернул девочку на бок, открыв моему взгляду большое темное пятно на снегу, как раненая захрипела и обмякла.

– Все, – боец опустил тело назад, запахнул на груди обрывки разрезанной ранее одежды и виновато глянул на меня. – Тут, в общем, сразу было ясно…

Черт… Мать… Блин… И кто виноват? Я, отдавший приказ? Было бы лучше, если бы немцы довезли ее туда, куда хотели? А куда хотели? Да и почему только ее, а всем этим детям было бы лучше? Не знаю и теперь не узнаю никогда!

Раненых оказалось еще трое – одна девушка, пацан и наш боец, все же угодивший под ответный огонь автоматчика. Самым сложным было ранение парнишки – пуля пробила бедро, но ни кость, ни крупные кровеносные сосуды не задела. У двух остальных касательные – девушке оцарапало руку, а боец остался без куска скальпа, ну и еще его здорово оглушило. Жить будут.

Пока разбирались с обстановкой, собирали трофеи и разукомплектовывали технику, готовя ее к уничтожению, удалось выяснить, откуда все взялось.

Передо мной стоял парень на вид лет шестнадцати-семнадцати. Высокий, почти с меня ростом, худой, хотя одежда это скрывала, но видно было по лицу. В глазах, излучающих радость, одновременно скрывалось легкое опасение.

– Как зовут?

– Павел. Кулинич. Павел Семенович, – паренек волновался и старался выглядеть старше.

– Лет тебе сколько, Павел Семенович?

– Восемнадцатый уже пошел.

– Понятно. День рождения неделю назад справлял?

– Десять дней.

– А скажи, Паша, немцы вас куда везли?

– Сказали, в Германию, но пацаны шептались, что из нас хотят кровь для фашистских раненых выкачать.

Скорее всего детские страшилки, конечно, но имея дело со зверьем в человеческом обличье, любым зверствам и гадостям удивляться быстро разучишься. Да нет, вряд ли – кто бы им сказал на самом деле. Выдумали, хотя… Иногда и такого рода догадки попадают точно в цель.

– А откуда вы?

– Из Городка.

– Какого?

– Город так называется – Городок. Он, и правда, маленький.

Странно, не слышал.

– Далеко?

– Километров пятьдесят. Или сто. Второй день уже едем, правда, сегодня почти весь день дорогу чистили.

Ясно, проще в штабе карту глянуть. Хотя если сто километров, то на моей может и не быть. Если только на той, что у Зиновьева взаймы взял.

– Ладно, иди, Паша. Да, до прибытия на базу отряда назначаешься старшим… – Хотел сказать: старшим над детьми, но удержался, обидится. – Понял?

– Да, товарищ командир!

Ишь, как повеселел.

– Сколько их? – спросил у стоящего рядом Кошки.

– Девяносто один остался.

Да, блин, остался девяносто один.

– Уходим.

Следующая вьюга прихватила нас, когда мы уже подходили к базе. Детей распределили по всем ротным лагерям – три десятка впихнуть было куда, хотя красноармейцам и пришлось потесниться. А потом завьюжило и закрутило так, что лагеря отрезало не только от разведки и засадников, что караулили немцев у города, но даже друг от друга. За три дня нам на головы вывалило не меньше метра снега. Некоторые утверждали, что все полтора, но все больше такие городские жители, как я. Деревенские соглашались на метр, глубокомысленно покачивая головами и с насмешкой поглядывая на спорщиков.

Этот же снегопад сорвал нам и очередную доставку ништяков с Большой земли. К тому же неприятности не ходят одни – почти треть детей заболели. Нелегкая работа на холоде плюс стрессы от того, что их разлучили с родными, и попадания в настоящий бой, сыграли свою роль. Странно – больных среди мальчишек и девчонок было поровну, хотя девочки и составляли две трети спасенного нами контингента. Слабый пол оказался покрепче сильного, однако, хотя я слышал, что девочки взрослеют быстрее. На самом деле из девочек заболели почти все младшие – тем, кому было лет по пятнадцать, редко шестнадцать. Мальчишки же температурили все подряд невзирая на возраст.