Том 9. Мастер и Маргарита - Михаил Афанасьевич Булгаков

Адъютант (читает). «Его превосходительству кутаисскому военному губернатору. Секретно. Доношу о небывало беспокойном поведении рабочих на заводе Ротшильда. Батумский полицеймейстер Ловен».

Губернатор. Пожалуйста! Опять. Ах, да. Ведь это на другом заводе тогда пакость произошла?.. У меня уже путается в голове из-за батумских сюрпризов.

Адъютант. Тогда, ваше превосходительство, на манташевском бастовали.

Губернатор. Безобразие! И притом форменное безобразие. (Читает телеграмму, барабанит пальцами, свистит.) И притом хороша манера телеграфировать! Вот я, например, сижу, перед вами, вообразите — Соломон Мудрый — ничего не разберу! Что это значит — «беспокойное поведение»? Беспокойное поведение может принимать различные формы, что подтвердит нам любой врач. Можно, например, вскрикивать и заламывать руки. Но если, предположим, я вас укушу или, скажем, начну бить в кабинете стекла, это другой вид беспокойства. Как вы полагаете?

Адъютант. Я полагаю, ваше превосходительство, что они забастовку хотят устроить.

Губернатор. Безобразие! Так так и надо телеграфировать: они хотят... и это... как его... устроить... А то он своими телеграммами только сеет во мне тревогу. Он нервирует. И что такое случилось с Батумом? Было очаровательное место. Тихое, безопасное, а теперь черт знает что началось! «Небывало беспокойное...» Темно, воля ваша. Темно. Пишет вот вроде этого. (Указывает на газету.) «...Время, которое мы переживаем, исполнено глубочайшего смысла». И все. Спрашивается, какого рода смысла оно исполнено. Что это за смысл?.. Прямо на карту не могу смотреть. Как увижу Батум, так и хочется, простите за выражение, плюнуть! Нервы напряжены как струны!

Пауза.

Адъютант. Что прикажете ответить полицеймейстеру, ваше превосходительство?

Губернатор. Прежде всего, чтобы он телеграфировал внятно. Внятно-с.

Адъютант. Подробности?

Губернатор. Ну да... э... нет, нет! Только, Бога ради, без этого слова «подробности». Я знаю, он пришлет мне семь страниц самых омерзительных подробностей. Просто: внятно. Что и как?

Адъютант. Слушаю. (Выходит.)

Губернатор (над газетой). Но какой смысл? Вот в чем весь вопрос и штука.

Адъютант (входит). Телеграмма, ваше превосходительство.

Губернатор. Пожалуйста.

Адъютант. «Вайнштедт уволил на Ротшильде триста семьдесят пять человек. Полицеймейстер Ловен».

Губернатор. Сколько?

Адъютант. Триста семьдесят пять.

Губернатор. И опять — не угодно ли! Уволил! А почему уволил? Зачем? Ведь он целую, так сказать, роту уволил. Позвольте, этот Вайнштейн... это... э... директор?

Адъютант. Так точно. Вайнштедт.

Губернатор. Это безразлично! А важно — причина и опять-таки смысл увольнения... Смысл! Запросите!

Адъютант. Слушаю. (Выходит. Через некоторое время возвращается.) Телеграмма срочная.

Губернатор. Да, да.

Адъютант (читает). «Следствие падения спроса на керосин жестянках заводе Ротшильда Вайнштейном уволено триста девяносто человек». Подпись: корпуса жандармов ротмистр Бобровский.

Губернатор. По крайней мере ясная телеграмма! Толково. Неприятная, но отчетливая телеграмма. Но позвольте: тут уже появился какой-то Вайнштейн?

Адъютант. Просто опечатка, ваше превосходительство.

Губернатор. Но в какой из телеграмм?

Адъютант. Это трудно сказать.

Губернатор. Ну конечно, это безразлично... А важно вот что... «падения»... Ротмистр телеграфирует — триста девяносто, там — триста семьдесят пять... а, впрочем, и это неважно! А важно... э... Вторую телеграмму, пожалуйста.

Адъютант (читает). «На Сидеридисе неспокойно. Умоляю обратить внимание Сидеридис».

Губернатор. Так. Прежде всего и раньше всего: кто такой этот... Сидери...

Адъютант. Сидеридис, ваше превосходительство...

Губернатор. Позвольте: завод?

Адъютант. Гм... Да... Так точно.

Губернатор. Керосин, конечно?

Адъютант. Так точно.

Губернатор. И обратите внимание на стиль: Сидеридис... Сидеридисе... О Сидеридисе! И конечно, это противное «неспокойно»! Что это они взяли за пошлую манеру так телеграфировать! Не всякая краткость хороша! Он умоляет меня! Вместо того, чтобы умолять, он бы лучше толком сообщил, что там такое! Дайте сюда... (Пишет на телеграмме.) Объяснения запросите.

Адъютант. А на телеграмму Бобровского?

Губернатор. А что же на телеграмму Бобровского? Что-с? Падения... Что я могу поделать? Я же не могу закупить у него керосин! Законы экономики... э... Губернатор не бог! Вообразите: вот я сижу перед вами — Зевс всемогущий! К сведению!

Адъютант. Слушаю. (Выходит. Возвращается.) Полковник Трейниц.

Губернатор. А! Просите! (Трейницу.) Очень рад, Владимир Эдуардович!

Трейниц. Здравия желаю, ваше превосходительство.

Губернатор. Прошу садиться, полковник. Очень, очень рад. Я пригласил вас специально, чтобы... э... серьезно побеседовать о... этом... Батуме.

Трейниц. Понимаю.

Губернатор. В течение самого короткого времени этот прелестнейший, можно сказать, уголок земного шара превратился... черт знает во что.

Трейниц. Да, в Батуме нехорошо.

Губернатор. Ну вот видите!.. Сегодня меня буквально завалили телеграммами одна неприятнее другой. Вопит этот... э... Сидеридис!

Трейниц. У него, к сожалению, есть основание вопить.

Губернатор. Ну вот видите!.. Это какое-то непрерывное напряжение... Я уж сегодня говорил... как струны... вибрация... Нужно уяснить причины этого. Ведь всякое явление, согласитесь, должно иметь причину... э... корень.

Трейниц. Корни батумских явлений мне лично ясны.

Губернатор. Ну вот видите! Прошу вас поставить меня в курс дела.

Трейниц. Слушаю. В Батуме, ваше превосходительство, работает, по моим предположениям, одно лицо, а может быть, и несколько лиц, являющихся опытными пропагандистами. Все последние события, вне сомнений, представляют плоды именно этой работы.

Губернатор. Ну вот видите! Я полагаю, что у вас есть и более точные сведения.

Трейниц. Точными, ваше превосходительство, я, к сожалению, их назвать не могу. Скорее это именно неточные пока сведения. Но я уже знаю, с кем имею дело в батумской истории.

Губернатор. С кем же?

Трейниц. Агентура подтвердила вчера, что в Батуме Пастырь.

Губернатор. Это еще кто?!

Трейниц. Это некий Иосиф Джугашвили.

Губернатор. Ай-яй-яй...

Трейниц. Слыхали, ваше превосходительство?

Губернатор. Нет. Джугашвили... Кто же это такой?

Трейниц. Года три назад его, ваше превосходительство, исключили из Тифлисской семинарии. После этого он некоторое время работал в Тифлисе же, в обсерватории, причем вскоре уже сказались первые, так сказать, плоды его деятельности. Организация социал-демократического кружка на заводе Карапетова в Тифлисе, группа, которая провела в главных железнодорожных мастерских забастовки, работала под его руководством. Прошлогодняя первомайская демонстрация в Тифлисе и так далее. Забастовка на фабрике Бозеджянца, на конке у Карапетова, наконец, печатание.

Губернатор. Я не могу понять, простите, как же тифлисский... э... розыск не ликвидировал этого музыканта сразу?

Трейниц. Почему музыканта?

Губернатор. Вы же сказали: служил в консерватории?

Трейниц. Обсерватории.

Губернатор. Да, да... Но это безразлично... А как же они так?.. Э... не обезвредили?..

Трейниц. Ваше превосходительство, наша тифлисская охранка уже не раз покрывала себя бессмертной славой. Они, конечно, потеряли его.

Губернатор. Ай-яй-яй! Как же так?.. Они же должны были... э...

Трейниц. Ну, формально они сделали, что полагается. Обыск, который, конечно, ничего подозрительного не дал. Они отнеслись неряшливо к этому лицу, плохо взяли его в проследку, и он ушел в подполье.

Губернатор. Ай-яй-яй! Как же теперь?...

Трейниц.