Елена Троянская - Маргарет Джордж

— Расскажи мне все, — попросила я.

— Нет, не могу. Не проси. — Его голос задрожал.

— Я должна знать.

— Еще вина. Я не могу говорить, пока хоть немного не успокоюсь.

Он выпил второй бокал и заговорил:

— Мы сражались на славу. Нас было много: союзники, амазонки. Мы сражались, как в самом начале войны, когда наши силы не были подорваны. Пентесилея была великолепна, она разила греков направо и налево. После того как она убила нескольких командиров, греки отошли и перегруппировались. Эти смерти привели Ахилла в ярость. Похоже, смерть своих пробуждает в нем жажду убийства, а чем больше он убивает, тем ненасытнее становится.

Парис встал и заходил по комнате. Увидев порезы на его ногах, я хотела принести воды, чтобы обмыть их, но он раздраженно остановил меня.

— Эти порезы — пустяк. Ахилл выскочил вперед и начал преследовать Пентесилею. Она выманила его в долину, где они смогли бы сразиться на просторе. Сначала она одерживала верх, он вынужден был защищаться. Великий Ахилл, который отступал и прятался! Но успех сделал Пентесилею неосторожной, она подошла слишком близко к врагу с приоткрытым щитом. Часть тела, пусть небольшая, осталась незащищенной. Она пришпорила лошадь, хотела затоптать Ахилла насмерть копытами. Лошадь встала на дыбы, взметнулась вверх, как волна по воле Посейдона, но Ахилл уклонился и копьем поразил Пентесилею сбоку, в место, не прикрытое щитом. Пентесилея упала на шею лошади, та остановилась. Медленно, чтобы не вспугнуть, ласково приговаривая, Ахилл приблизился к лошади и не дал ей ускакать. Затем так же медленно он ухватился за копье и стянул Пентесилею с лошади. Она со стуком упала на землю. — Он вздрогнул при этом воспоминании, и я тоже, представив себе картину. — Он издал победный крик и стал снимать с нее доспехи — свой трофей. Стянув шлем, он увидел ее лицо и понял, что перед ним женщина. Он снова крикнул — на этот раз потрясенно. Он смотрел на нее, не двигаясь, как зачарованный. Затем он нежно — совсем непохоже на Ахилла — опустил ее голову на землю и так же нежно снял с нее доспехи. Он по-прежнему склонялся над телом, коленопреклоненный.

— Ты думаешь, Ахилл ничего не знал о прибытии амазонок?

Я обняла Париса за плечи.

— Откуда он мог знать? В доспехах амазонок не отличить от мужчин. Пока он стоял на коленях, подбежал уродливый коротышка и стал насмехаться, уж не воспылал ли Ахилл противоестественной страстью к трупу? Ахилл повернулся к нему. Никогда я не видел подобного гнева. Только тут я понял, что чувствовали троянцы, на которых Ахилл набросился в реке, что чувствовал Гектор, когда стоял лицом к лицу с Ахиллом. Гнев Ахилла был подобен огню, подобен молнии. Он набросился на коротышку, как дикий зверь, одним ударом выбил ему все зубы, другим раскроил череп. Коротышка упал замертво с залитым кровью лицом рядом с Пентесилеей. Не обращая на него никакого внимания, Ахилл снова встал на колени перед Пентесилеей и так стоял долго, потом повернулся к нам — мы беспрепятственно подошли к нему — и сказал:

— Возьмите ее и похороните как положено. Доспехи тоже возьмите.

— Так почему же ты не убил его тогда? Он был совсем рядом. — Я недоумевала.

— Я… Я был слишком ошеломлен. И потом, мне показалось бесчестным убить его в тот момент — словно это оскорбило бы Пентесилею.

— Оскорбить ее? Она об этом мечтала более всего. Это было бы торжеством справедливости, а не оскорблением!

— Мне кажется, неправильно убивать человека, который, возможно, впервые проявил доброту. — Парис потряс головой. — Впрочем, это звучит глупо. Сейчас я уже жалею, что не убил его. Меня сбили с толку благородные чувства. Это ошибка.

— Боги редко посылают нам другой благоприятный случай. — Сказав, я тут же пожалела о своих словах. Сделанного не воротишь. Он упустил свой случай, не смог выполнить собственную клятву. Но зачем мне бередить его рану?

LXI

Тишина, словно огромный саван, опустилась на Трою после смерти Пентесилеи и накрыла нас всех. Мы говорили шепотом, двигались, не стуча подошвами, по улицам, на которых не раздавалось ни грохота повозок, ни цоканья лошадиных копыт. Только вороны, кружась, нарушали тишину своими хриплыми криками. Печать рока отметила нас. Подарив нам надежду, которая так быстро погибла вместе с ней, смерть Пентесилеи поразила нас сильнее, чем мог сделать враг.

Запертые в обреченном городе, лишенном былого величия, теперь мы ниоткуда не могли ждать подкрепления. Ни ближние, ни дальние союзники не пришлют новых отрядов. Амазонки, фракийцы, ликийцы лишились своих предводителей и части — некоторые очень большой части — воинов. Дальше предстояло сражаться теми силами, которые остались.

У греков Агамемнон, Одиссей, Махаон и Диомед залечили свои раны и вернулись в строй. И хотя убито много греков, но почему-то их ряды кажутся столь же многочисленными, как прежде: будто вместо убитых вырастают новые, как головы гидры.

Дни тянулись за днями, складывались в месяцы, лето сменялось осенью. Время тянулось тем медленнее, чем больше мы падали духом. Жизнь замерла. Мы оказались заложниками нашей цитадели: то ли она защищала нас, то ли заживо хоронила.

И вдруг, словно еще одна вспышка света во мраке уныния, прибыл новый союзник: Мемнон, эфиопский царевич[26], и с ним отряд воинов, сияющих иссиня-черной кожей. Все это время он провел в пути, и что побудило его отправиться на защиту столь далекой Трои, оставалось загадкой.

Но мы не доискивались правды, мы просто приветствовали чернокожих воинов радостными криками.

Подобно Пентесилее, Ахиллу, Энею, Сарпедону, Мемнон происходил от бессмертных. (Так много божественных отпрысков сражалось под Троей — и вот сыскался еще один!) Однако его история, наверное, интереснее прочих. Его матерью была Эос — богиня утренней зари. Она полюбила смертного и попросила Зевса подарить ему бессмертие. Зевс коварно выполнил ее просьбу, прекрасно понимая, о чем забыла попросить богиня. Он даровал ее возлюбленному бессмертие, но не помешал ему стареть. Тот становился все дряхлее и дряхлее, пока наконец у богини не лопнуло терпение. Она заперла старца в комнате, и оттуда теперь доносятся исторгаемые немощным горлом жалобные стоны, подобные треску цикады.

Но сын был великолепен: кожа черного дерева не мешала ему быть красивым, сияющие доспехи выкованы Гефестом. Отважный воин с благородным сердцем. Чем-то похожий на Гектора, пожалуй…

Увы, наша радость была недолгой. Мемнон убил нескольких греческих вождей, в том числе Антилоха, сына Нестора. Антилох был слишком юн, чтобы отправиться вместе со всеми из Авлиды, но через несколько лет он присоединился к греческому войску. Антилох был одним из самых молодых, красивых, быстроногих и отважных греков, сражавшихся под Троей. Нестор, предупрежденный оракулом, что должен беречь сына от эфиопа, приставил к нему телохранителя, но это не спасло его. На следующий день после смерти Антилоха Ахилл, горя желанием отомстить, вступил в поединок с Мемноном и убил его в поле. Черная голова Мемнона и его блестящие доспехи легли на вершину погребального костра Антилоха. Так Ахилл снова разбил наши сердца и сердце еще одной матери-богини.