Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты, парень, все мимо да мимо? Свозил бы меня покататься, что ли.
— У тебя, что, кавалера нет?
— А может, мне с тобой интересней.
Девка смазливая, если сама напрашивается, как не воспользоваться. Саша повез ее за город, по дороге Роза ненароком касалась его то локтем, то коленкой, а потом положила голову на плечо. Он обнял за талию, она прижалась к нему грудью и тяжело задышала.
— Не боишься, смелая? — покосился он удивленно.
— А то! Надо ж мне, коли сам не смекнул.
— Смекнул, — засмеялся Саша и ловко засунул руку ей глубоко под юбку.
— Ой!.. — она сжала коленки, но «не надо» не сказала, а только прижалась плотней.
Саша думал: «Даст или не даст?», а она думала: «Решится или не решится?» Когда Саша нажал на рычаг и спинка переднего сиденья откинулась назад, Роза недолго ломалась, легко и просто поддавалась, когда он раздевал ее, сама расстегнула его джинсы, отвернула голову, закрыла глаза и отдалась, ритмично двигаясь в такт Саше.
— А ты, оказывается, опытная. Давала уже? — спросил он, слезая с нее.
— А что ж, вам можно, а нам нельзя?
Одеваясь, Роза спросила:
— А ты не уедешь в Израиль?
— Тебе-то зачем знать?
— Да так, многие евреи хотят уехать. Да и какая жизнь в нашем Саранске…
— Может, мы и уедем.
Она расстроилась, надулась:
— Я тоже хочу уговорить родителей уехать. Отец-то еврей, он бы согласился. А вот мать у меня русская, деревенская, уж очень она к огороду своему прикипела.
* * *
Евсей Глинский, специалист высокого уровня, человек широких интересов, с литературным дарованием, погибал в Саранске, работа оказалась намного ниже его возможностей, ему было тесно в примитивных условиях.
Как-то раз в гостях у профессора Льва Гордона и его жены Фаины он услышал от хозяина:
— Вы напоминаете мне моего любимого французского поэта Франсуа Рабле. Он тоже был прекрасным доктором и имел разнообразные интересы в жизни.
Глинский тяжело вздохнул:
— Спасибо за сравнение. Не знаю, как было жить Рабле, но мне в Саранске тошно.
Прагматичная Фаина деловито заметила:
— Почему вам не уехать в Израиль или в Америку? Если бы мы могли — уехали бы.
— Действительно, почему вам не уехать? — подхватил Гордон. — Моя жена права.
Глинский уже давно думал об этом.
— Я узнавал, выезд разрешают лишь к родственникам, для воссоединения семьи. Надо иметь от них письмо. А у меня никого там нет, не знаю, как получить вызов.
— У нас там есть родные! — воскликнула Фаина. — Мы напишем, чтобы они прислали вам приглашение, как будто вы их родственники.
Действительно, через два месяца Глинский нашел в почтовом ящике пухлый конверт из Израиля, а в нем официальное приглашение, с печатью. Незнакомые люди писали, что он их двоюродный брат, они очень тоскуют о нем и просят советские власти дать ему разрешение с семьей выехать в Израиль для воссоединения семьи.
Из Саранска выпускали скорее, чем из Москвы. Но с его профессорской должностью Евсею разрешения не дали бы. Они с женой уволились с работы и написали в ОВИР заявление на «разрешение воссоединиться с семьей любимого двоюродного брата». Саша Глинский собирался уйти из университета, как только они получат разрешение.
Когда Михаил Штейн узнал, что Глинский уволился с работы, он был обескуражен и расстроено рассказал об этом Марусе и Розе. Маруся поразилась, а Роза сразу поняла: Глинские решили уезжать. С Сашей они не виделись, с тех пор как Глинские переехали в квартиру.
Роза подождала его после занятий:
— Пойдем ко мне, моих сегодня дома нет, — и потянула его под руку.
Весь вечер был в их распоряжении. Роза шепнула:
— Я знаю, ты уезжаешь. Я хочу сделать тебе подарок.
Она встала на колени, расстегнула его джинсы, стянула трусы и вынула наружу его возбужденный член. Саша удивленно смотрел на нее, а она поднесла его член к влажным губам, спросила:
— Хочешь так?
И долго ласкала его.
— Где ты этому научилась? — удивился Саша.
— Научилась. Я тоже хочу в Израиль. Там, говорят, все девки это умеют. Возьмут меня в армию — мне это там пригодится.
— А, ну понятно. Кто к чему готовится, собираясь в Израиль, — засмеялся Саша.
* * *
Евсей Глинский написал Рупику Лузанику письмо в Москву и, на всякий случай, зашифровал его: «Все мне здесь обрыдло, с меня достаточно. Мы решили ехать на отдых. У нас тут такая дыра, что отсюда на отдых отпускают проще и быстрей, чем из М. Собираемся мы на отдых в И., но повернем в А. Зубрим к врачебным экзаменам, там их должны сдавать все. Перед отъездом заедем попрощаться. Может, ты тоже надумаешь?»
Неугомонный и неутомимый, Моня Гендель задумал написать сценарий музыкальной кинокомедии, и ему даже удалось получить на это солидный аванс. Он попросил Алешу сочинить тексты песен, а своего приятеля композитора Марка Фрадкина написать музыку.
И вот зимой 1968 года они ехали в подмосковный Дом творчества композиторов «Руза», в ста километрах от Москвы. Путевки им помог получить Фрадкин.
Какой Моня сценарист, никто не знал, включая его самого, но в электричке он горячо развивал идею:
— Алешка, фильм будет сенсация века! До того смешная комедия, усраться можно. Назову ее «Приключения крионика». Крионики — это в Америке такое новое течение для продления жизни. Богатые, но неизлечимо больные люди платят большие деньги, чтобы их заживо заморозили в жидком азоте. Крио — значит холод, отсюда и крионики. А когда медицина откроет способ их лечения, лет через сто, а может, через пятьсот, их разморозят, вылечат, и они будут жить дальше. Но я перенесу действие: один чудак крионик заморозился в Америке, а разморозили его в России — в этом весь фокус. С ним происходят разные приключения. Ты сочини текст, как он просыпается в больнице и что с ним происходит в первые минуты.
Алеша уже много раз слышал об этой «сенсации века», всегда в новых вариантах, и сейчас смеялся:
— Эй, сценарист, мне для этого нужно любовное вдохновение.
— Ну, ты ищи красавицу для вдохновения, а я от любви отдохну.
— Что, уже не стоит?
— Стоять-то стоит, да только ужасно надоело махать жопой… — И оба хохотали.
На большой, покрытой лесом территории «Рузы» стояли отдельные деревянные коттеджи, каждый с роялем. От одного до другого ничего не слышно, чтобы композиторы не мешали друг другу сочинять (и не крали друг у друга мелодии). Для гостей построили небольшой деревянный корпус с прекрасным видом над откосом реки Рузы.