Наука логики. Том 1 - Георг Гегель

Сила конечна, поскольку ее моменты еще имеют форму непосредственности; ее предполагающая и ее соотносящаяся с собой рефлексии различны в этом определении; первая выступает как некоторая существующая особо внешняя сила, а другая – в соотношении с ней как пассивная. Сила, таким образом, по форме обусловлена, а по содержанию равным образом ограничена; ибо определенность по форме означает также и ограничение содержания. Но деятельность силы состоит в том, что она проявляет себя во вне, т. е., как это выяснилось, в том, что она снимает внешность и определяет ее как то, в чем сила тождественна с собой. Следовательно, на самом деле сила проявляет то обстоятельство, что ее соотношение с другим есть ее соотношение с самой собой, что ее пассивность состоит в самой ее активности. Толчок, которым она возбуждается к деятельности, есть ее собственное возбуждение; внешность, привходящая в нее, есть не нечто непосредственное, а нечто ею опосредствованное; равно как и ее собственное существенное тождество с собой не непосредственно, а опосредствовано его отрицанием; или, иначе говоря, сила проявляет во вне то обстоятельство, что ее внешность тождественна с ее внутренностью[107].

1. Отношение целого и частей есть непосредственное отношение; рефлектированная и сущая непосредственность имеют поэтому внутри него каждая свою собственную самостоятельность; но так как они находятся в существенном отношении, то их самостоятельность есть лишь их отрицательное единство. Это теперь положено в проявлении силы во вне рефлектированное единство есть по существу становление другим как перевод себя самого во внешность; но последняя столь же непосредственно вобрана обратно в рефлектированное единство; различие самостоятельных сил снимает себя; проявление силы во вне есть лишь некоторое опосредствование рефлектированного единства с самим собой. Имеется лишь пустое, прозрачное различие, видимость, но эта видимость есть опосредствование, которое само есть самостоятельное устойчивое наличие. Не только противоположные определения снимают себя в них же самих, и их движение есть не только переход, но отчасти и та непосредственность, с которой начали и от которой перешли в инобытие, сама оказывается лишь положенной непосредственностью, отчасти же благодаря этому каждое из определений в своей непосредственности уже есть единство со своим другим, и переход благодаря этому есть безоговорочно также и полагающее себя возвращение в себя.

Внутреннее определено как форма рефлектированной непосредственности или сущности в противоположность внешнему как форме бытия, но оба суть лишь единое тождество. Это тождество есть, во-первых, плотное единство обоих, как содержательная основа или абсолютная мыслимая вещь, в которой оба определения суть безразличные, внешние моменты. Постольку оно есть содержание и целостность, которая есть внутреннее, становящееся также и внешним, однако таким образом, что этим оно не оказывается чем-то ставшим или перешедшим, а остается равным самому себе. Внешнее, согласно этому определению, не только одинаково по содержанию с внутренним, но оба суть лишь одна мыслимая вещь. Но эта мыслимая вещь, как простое тождество с собой, разнится от своих определений формы, или, иначе сказать, последние внешни ей; постольку она сама есть некоторое внутреннее, разнящееся от ее внешности. Но эта внешность состоит в том, что ее составляют эти самые два определения, т. е. внутреннее и внешнее. Но мыслимая вещь сама есть не что иное, как единство обоих. Тем самым обе стороны суть по содержанию опять то же самое. Но в мыслимой вещи они имеются как взаимно проникающее себя тождество, как содержательная основа. Во внешности же, как формы мыслимой вещи, они безразличны к этому тождеству и тем самым и друг к другу.

2. Они, таким образом, суть разные определения формы, имеющие тождественную основу не в них самих; а в некотором другом – рефлексивные определения, имеющие бытие сами по себе: внутреннее как форма рефлексии в себя, форма существенности, а внешнее как форма рефлектированной в другое непосредственности или несущественности. Однако природа отношения показала, что эти определения составляют безоговорочно лишь одно тождество. Сила в ее проявлении во вне заключается в том, что предполагающий и возвращающийся в себя процессы определения суть одно и то же. Поэтому, поскольку внутреннее и внешнее рассматривались ранее как определения формы, они суть, во-первых, лишь сама простая форма, а во-вторых, ввиду того что они при этом определены вместе с тем и как противоположные, их единство есть чистое абстрактное опосредствование, в котором одно определение есть непосредственно другое, и притом именно потому, что оно есть первое. Таким образом, внутреннее есть непосредственно лишь внешнее, и оно есть определенность внешности потому, что оно есть внутреннее; наоборот, внешнее есть лишь внутреннее, так как оно есть лишь внешнее. А именно поскольку это единство формы содержит в себе свои оба определения как противоположные определения, их тождество есть лишь этот переход, а в последнем – лишь другое их обоих, а не их содержательное тождество. Или, иначе сказать, это удерживание формы есть вообще сторона определенности. Положена с этой стороны не реальная тотальность целого, а тотальность или сама мыслимая вещь лишь в определенности формы; так как последняя есть безоговорочно связанное вместе единство обоих противоположных определений, то когда берут сначала одно из них – и безразлично, какое это из них, – следует сказать об основе или о мыслимой вещи, что она именно поэтому столь же существенно дана (ist) и в другой определенности, но равным образом лишь в другой, в том же смысле, в котором сперва было сказано, что она дана (ist) лишь в первой.

Таким образом, нечто, которое пока что есть лишь некоторое внутреннее, именно поэтому есть лишь внешнее. Или, наоборот, нечто, которое есть лишь некоторое внешнее, именно поэтому есть лишь внутреннее. Или, иначе сказать, так как внутреннее определено как сущность, а внешнее как бытие, то та или иная мыслимая вещь, поскольку она дана (ist) лишь в своей сущности, именно поэтому есть лишь некоторое непосредственное бытие; или та мыслимая вещь, которая только есть, именно поэтому дана (ist) пока что еще лишь в своей сущности. Внешнее и внутреннее суть определенность, положенная так, что каждое из этих двух определений не только предполагает другое и переходит в него, как в свою истину, но что оно, поскольку оно есть эта истина другого, остается положенным как определенность и указует на тотальность обоих. Внутреннее есть тем самым завершение сущности по форме. А именно сущность, будучи определена как внутреннее, содержит в себе указание на то, что она недостаточна и имеет бытие лишь как соотношение со своим другим, с внешним; но и последнее точно так же есть не только бытие или также и существование, а нечто соотносящееся с сущностью или с внутренним. Но здесь имеется налицо не просто соотношение обоих друг с другом, а определенное соотношение абсолютной формы, заключающееся в том, что каждое из них есть непосредственно своя противоположность, и имеется их общее соотношение с их третьим или, вернее, с их единством. Однако их опосредствование еще не имеет этой содержащей их обоих тождественной основы; их соотношение есть поэтому непосредственное превращение одного в другое, и это отрицательное единство, связующее их вместе, есть простая, бессодержательная точка.