Делай со мной что захочешь - Джойс Кэрол Оутс

Или же?..

Рэйчел вернулась. Он услышал ее шаги в коридоре, услышал ее голос, набиравший силу:

— Она ждет тебя — ты что, этого не знал? Она ждет тебя… — Рэйчел чуть не прибежала, чтобы сообщить ему эту весть. Вот сейчас, подумал Джек, это случится. Он весь съежился, увидев ее — ее горькую, победоносную улыбку. Она сказала с издевкой: — Ты так нервничаешь, у тебя совсем больной вид! Чего ты испугался? Это же всего лишь женщина, которая хочет поговорить с тобой! Почему ты ее так боишься?

— Я сказал, чтобы она ушла. Я сказал, что не могу говорить с ней, — пояснил Джек.

— Да? Но почему? Почему? Я хочу знать, — сказал Рэйчел.

— Ты уже все знаешь, так что заткнись.

— Что, ее появление для тебя, Джек, — удар ниже пояса? — рассмеялась Рэйчел. — Почему она на тебя так действует? Я-то думала, что ты такой сильный, такой стойкий, куда более стойкий, чем твоя невропатка жена!.. А ее приход для тебя оказался ударом ниже пояса? Или еще ниже? Значит, вот что тебя так пугает — женщина? Почему ты не хочешь с ней поговорить?

— Я туда не пойду, — сказал Джек.

— А почему?

— Не пойду. Так что заткнись.

— У тебя в самом деле больной вид, — с издевкой сказала Рэйчел. — Ты явно не ожидал ее. Сколько же вы не общались? Ты что, Джек, думаешь, я не знала о ней, ты думаешь, я не чувствовала ее присутствия, когда бывала с тобой, не чувствовала, что нас трое в постели? У тебя такой виноватый вид, точно ты преступник! Ох, да ты совсем больной — такой бледный, такой виноватый! Так пойдешь ты туда и поговоришь с ней?

— Нет.

— Пойдешь? Потому что, если пойдешь, то сюда уже больше не вернешься.

— Я не намерен спускаться к ней, — со злостью сказал Джек.

— Так скверно, что я оказалась дома, правда? Не повезло тебе! Так скверно, что я не уехала в Сиэттл — ты мог бы пригласить ее сюда, она могла бы поселиться с тобой, — сказала Рэйчел. — Откровенно говоря, она выглядит слишком шикарно для этих мест, но если ты ей нужен, то она, должно быть, не такая уж и шикарная… ей, должно быть, это безразлично…

— Заткнись, — сказал Джек.

А сам подумал: «Я убью одну из них».

Рэйчел подошла к нему. Она была смертельно бледна, но лицо ее чуть ли не сияло. Джек боялся, что она дотронется сейчас до него, положит руки ему на плечи, и тут он уже сойдет с ума. Она говорила какие-то слова, но он не слышал, они не доходили до его сознания — таким страшным было выражение ее лица. А за нею в двери стоял Роберт и наблюдал — ручки его как-то беспомощно висели вдоль тельца, и он смотрел на двух взрослых без особого удивления, без особого любопытства, словно наблюдал самую обычную сцену: женщина, называвшая себя его матерью, кричала на мужчину, называвшего себя его отцом, мама, которую все считают мамой, и папа, которого все считают папой, — двое взрослых, готовых друг друга убить.

— Да прекрати ты, пожалуйста! — воскликнул Джек, дергая себя за волосы. — Рэйчел, здесь же Роберт!..

Но она прервала его — она его даже не расслышала.

— Ступай же вниз и поговори с ней — чего ты так боишься? — ядовито и как-то даже весело сказала она. — Ступай вниз, ступай к чертям собачьим и не возвращайся — зачем тебе возвращаться? Ты считаешь, мне нравится спать с тобой, в то время как ты думаешь о ней и всячески распаляешь свое воображение? Правда, это случается не так уж часто, верно? Верно? Но, может быть, тебе все же следовало бы поговорить с ней — просто чтобы омолодиться? Чтобы впрыснуть себе стимулятор, стимулировать свою мужскую силу? Чтоб хватило месяца на два, на три, помогло наладить наши супружеские отношения?

— Рэйчел, ни к чему это, не надо все это говорить, — сказал Джек. — Так ты только причиняешь себе боль. Но я не стану тебе в этом помогать. Ты хочешь все сломать — хорошо, прекрасно, но я не стану тебе в этом помогать, потому что я не хочу видеть ее и я не собираюсь ее видеть. Так что заткнись. Отойди от меня.

— Ты не собираешься спуститься к ней? Ты ее не любишь?

— Я туда не пойду, так что заткнись.

— Ты не любишь ее?

— Нет.

— Значит — нет? Не любишь?

— Нет. Я же сказал — нет.

— Тогда почему же у тебя такой больной вид? Чего ты так боишься?

— Да, действительно боюсь! — заорал Джек. — Боюсь ее!

— Что?.. Почему?

— Да потому, что я дошел с ней до предела — я чуть не убил ее и себя… потому что было такое время в моей жизни, когда ничто не имело значения, кроме нее, и больше я такого не хочу…

— Ты чуть не убил ее и себя? Когда? Когда это было?

— Неважно… Уйди.

Рэйчел медлила. Она смотрела на Джека с победоносной уверенностью, которую ей очень хотелось продлить, — от нее поистине исходил запах уверенности, жаркий и острый. И, однако же, она медлила, словно понимала, что их брак держится только словами, все зависит от слов, но она не в силах была отказать себе в удовольствии и перечеркнуть все эти слова, а потому произнесла своим низким, исполненным злорадства голосом:

— Значит, ты боишься ее, но не меня? Почему же ты меня нисколько не боишься — почему? Разве твоя жена не невропатка, не взбалмошная женщина? Разве ты не боишься, что я могу с собой что-нибудь сделать, не боишься уже давно, что я могу что-нибудь с собой сделать? А теперь и с Робертом — и с ним тоже? Скажи правду, Джек, ты этого не боишься? Почему ты больше никогда не говоришь правду?

Джек подтолкнул ее к двери.

— Не угрожай мне. Не нужно мне угрожать, — спокойно сказал он.

— Раньше ты никогда не лгал, а теперь ты вечно лжешь, ты стал ходячей ложью, — кричала Рэйчел. — Ты даже и сейчас не хочешь сказать правду, верно? О ней, обо мне, о том, чего ты хочешь или чего ты боишься… Не говоришь? Или ты такой трус, что даже и не знаешь? В этом дело? В этом?

Джек отвернулся. Он все еще стоял у окна и вдруг обнаружил, что прижимается лбом к стеклу — спокойно и в то же время изо всей силы, — стараясь не слышать, что говорит эта женщина за его спиной, стараясь ничего не видеть, ни о чем не думать. Он вжался в стекло, и словно бы все стерлось, стало нейтральным, как это тонкое, но неподатливое стекло.

ЭЛИНА

1. Заросший сорняком сад, замкнутое пространство, ограниченное почти прямыми линиями, словно то были воздвигнутые человеком барьеры, — песчаный склон, поросший пучками травы, еще один склон, поросший чахлыми деревьями, а дальше — дорога. Элина шла по склону, словно по саду. Лопухи цеплялись за ее брюки. Все заросло чертополохом, какой-то влажной, колючей зеленью, низким, стелющимся кустарником с крошечными желтыми цветочками. Рядом с зеленой травой — прошлогодняя, мертвая, какие-то высохшие стручки и шелуха, хрусткие колючие шарики, прилипавшие к одежде.

За дюнами был океан. Через минуту она его увидит. Она медленно шла, слегка задыхаясь после подъема, аккуратно ступая — след в след — по уже проложенным на песке следам, — проложенным, должно быть, ребенком несколько дней тому назад.