Делай со мной что захочешь - Джойс Кэрол Оутс

Адвокат по имени Кокс, специалист по налоговым вопросам, имевший богатых клиентов и сам человек богатый, который еще два-три месяца тому назад не стал бы и знаться с Джеком Моррисси, теперь сам представился ему и даже положил на плечо руку. Нескольким внимательным слушателям он скороговоркой пересказал дело Доу, подчеркивая, ще Джек держался верно, где — неверно, а где — спорно, однако… Джек слушал его вполуха — он уже научился этому. И, однако же, его не могло не удивлять, что в этой огромной гостиной, где столько незнакомых людей, он вроде бы всем нравится. Нравится совершенно чужим людям. Впрочем, даже некоторые его друзья стали лучше к нему относиться после того, как он провалился. Кокс, смуглый, красивый, раскрасневшийся, с возмущением пересказывал основные этапы процессы, на котором он присутствовал; он сказал Джеку, по какому замечанию Куто он, Кокс, понял, что предстоит, — интересно, а Джек это уловил?.. Джек сказал — нет, в общем нет: не мог он изобразить себя таким пророком. А Кокс продолжал говорить, казалось, все больше распаляясь гневом. Слушатели возмущались вместе с ним. Их негодование проявлялось бурно и неприкрыто, словно все они были друзьями Доу, или друзьями Джека, или давними заядлыми врагами Куто и детройтских правителей. Джек не трудился даже отвечать. Сейчас, когда его постигло поражение, он им всем нравился, но приятным он не станет. Он предпочитал быть прежним Моррисси, которого не любили и который не был приятным, а был самим собой.

— Как только вы выпустили его для показаний, вам был конец, — сказал Кокс. — С другим ответчиком все бы могло еще выгореть… но Доу слишком сумасшедший, слишком наивный. Я подозреваю, что вам, мистер Моррисси, не так уж часто приходилось иметь дело с наивными людьми?..

Все рассмеялись, кроме Джека. Он не рассмеялся. То, что сказал Кокс, было точно, блистательно точно, но он промолчал. А Кокс поспешно продолжал:

— Нет, нет, хотя, возможно, это была тактическая ошибка — так это и оказалось в действительности, но с моральной точки зрения все было безупречно, это был триумф морали. Никто не сумел бы держать его в узде — в этом, возможно, все и дело: он вел Ъебя так наивно, так искренне, что сразу вылезло, какой комедией был весь суд. С моральной точки зрения, вы не допустили никакой ошибки. Возможно, вы знали, чем все кончится?..

— Нет, — сказал Джек. — Все мои ошибки были от неведения.

Маленькая брюнетка протиснулась в их кружок.

— Вам не следовало так сдерживаться! — воскликнула она, завладевая рукою Джека и стискивая ее одновременно сочувственно и нетерпеливо. — Да разве справедливый суд возможен сегодня в нашей стране… Суды — это же настоящая издевка… Вам не следовало, мистер Моррисси, подыгрывать их грязной игре…

— Ну вот что, Гильда, — встревоженно прервал ее Кокс, — ты же знаешь, что это не…

— Да пошли они все к черту, — в ярости воскликнула брюнетка. Она смотрела снизу вверх на Джека, и он вдруг не без смятения увидел, что она очень хороша. У нее было безупречное юное личико сердечком, блестящие черные волосы мыском спускались на лоб… Она придвинулась совсем близко к Джеку, как бы отгораживаясь от всех остальных, и прошептала: — Ну, что они понимают? Эти люди ничего не понимают.

— В главном Гильда права, — сказал кто-то, — но если исповедовать такую точку зрения, то станешь нигилистом… а молодежь нынче, Гильда, молодежь и черные — они, знаете ли, нуждаются нынче в вере, а не в нигилизме. Что вы на это скажете? Мистер Моррисси, я прав?

Джек передернул плечами. Ему казалось поразительным, что эта маленькая брюнетка, чья-то жена, вот так, у всех на глазах, прильнула к нему, чуть не обнимает его.

— Надо было их всех хорошенечко встряхнуть! — сказала она. — Подложить несколько бомбочек — я это серьезно, абсолютно серьезно… Да, конечно, людям нужна вера, но будем же реалистами. Когда сам закон — сплошное издевательство, вы просто вынуждены издеваться над ним. Разве я не права, Джек? Вот теперь, когда вы оглядываетесь назад, теперь, когда вы видите, как отвратительно обошлись с вашим клиентом, — что вы думаете?

— Это мое дело, — грубовато отрезал Джек.

— Да, конечно, это его дело, — тотчас встряла другая дама. — Что вы, черт бы вас побрал, Гильда, творите? Вы же, сами того не понимая, возможно, задаете ему какой-то противозаконный вопрос… ведь будет же апелляция… а, кажется, есть такие вещи, за которые могут привлечь к ответу, обвинив в неуважении к суду? Я имею в виду — некоторые вопросы личного характера?..

— Слишком много в нашем обществе всяких мерзких, антигуманных правил, с помощью которых людям затыкают рот! — воскликнула Гильда.

Джек смотрел поверх ее головы на заполнявшую комнату толпу. Какие все здесь красивые, как красиво одеты. «Что — действительность, а что — галлюцинация?» — мелькнула у него мысль. Женщина, которую он любил, умерла или как бы умерла, а вот он живет. Она была красавицей, но есть на свете и другие красивые женщины — собственно, несколько красавиц находились сейчас перед ним, — а дама, стоявшая рядом и спорившая так горячо, так пылко, держалась с ним совсем запросто, близкая приятельница — да и только. У него мелькнула мысль, что можно сунуть ее под мышку и унести… Она снова сжала его руку и объявила, что, по ее мнению, он чертовски правильно поступил, придя сюда сегодня, появившись среди всех этих лицемеров.

Джек не без тревоги взглянул вниз, на нее. Сверкнули драгоценности, а может быть, ее сердитые глаза, — Джек смутился. Ему хотелось сказать ей: «Я вам признателен, вы очень красивы, да, но с одной такой я уже попробовал завести роман, и это чуть не убило меня…»

И Джек удрал. Он вышел в коридор. Там тоже стояли люди со стаканами в руках; на стенах висели странные произведения искусства — полотна, словно сочившиеся краской, сооружения из проволоки, какая-то трехмерная штука, нечто вроде первой полосы газеты… заголовок гласил: «30 тысяч погибло под приливной волной». Джек допил содержимое своего стакана. Тут он увидел, что к нему направляется хозяин с молодой женщиной в красном брючном костюме — спереди костюм был разрезан до пояса и соединен серебряными скрепами. Джек сделал вид, что не заметил приближающегося хозяина, и, резко повернувшись, направился к кухне.

Он толкнул качающиеся резные двери. Здесь тоже царила суета, только люди здесь были заняты домашними, вполне определенными делами: черная прислуга вытаскивала противень из духовки, а другая черная женщина перекладывала с него печенье на блюдо — быстро брала и опускала, так как печенье было горячее. Обе испуганно уставились на Джека. Должно быть, он показался им опасным.

К Джеку подскочил черный слуга.

— Не желаете ли еще выпить, сэр? — спросил он.

— Конечно, — сказал Джек, протягивая ему пустой стакан.

Джек прошел мимо женщин — осторожно, чтобы не запачкаться, — и очутился в малой столовой. Это была на редкость красивая, современная комната в золотых, коричневых и зеленых тонах. Стол был круглый, достаточно большой, в центре стояла корзина с фруктами, а над ним висела чугунная люстра в псевдоколониальном американском стиле и, однако же, вполне современная. Но здесь прежде всего в глаза бросалась огромная стеклянная дверь, выходившая на очаровательную зеленую лужайку и поле для гольфа за ней… Джек смотрел во все глаза. Глядя на этот вид, трудно было сказать, где ты находишься — в городе или в деревне… в настоящем или в прошлом…