Золотой дождь - Джон Гришэм

Драммонд аккуратно затрагивает темунесправедливого обогащения. Он крайне осторожен, чтобы не обидеть Дот,прекрасно понимая, что обидит и присяжных. Он перечисляет кое-какие сведения оБлейках; где и как давно они проживают, в каком доме, в каком районе и томуподобное. При этом искусно создает портрет самой заурядной семьи среднегодостатка, живущей в скромности, но не знающей особых забот. Он не скупится накраски. Норман Рокуэлл [12], автор множества реалистических картин из жизнималенького американского городка) не нарисовал бы лучшей картины. Перед моими глазамивозникает образ тенистых улочек и веселого мальчишки-почтальона. Драммонд всвоем деле настоящий дока, и присяжные слушают его, затаив дыхание. Онописывает либо их жизнь, либо тот образ жизни, о котором они мечтают.

Так почему же вы, любезные присяжные, хотитеотнять деньги у «Прекрасного дара жизни» и отдать их Блейкам? Ведь это разрушитпрекрасную картину. Привнесет хаос и смуту в размеренную жизнь семьи. Междуними и их друзьями и соседями сразу ляжет глубокая пропасть. Иными словами,деньги разрушат их жизнь. Да и вообще, стоит ли слушать Руди Бейлора и отдаватьденьги кому бы то ни было? Конечно — нет. Не только несправедливо, но и крайненечестно отнимать у крупной корпорации деньги лишь потому, что они у неё есть.

Драммонд подходит к доске и выводит меломцифры — 746$. И поясняет, что это месячный доход семьи Блейков. Рядом онприписывает более внушительную сумму — 200 000$, затем находит, что 6 % из неёсоставляют 12 000$. И вот тогда Драммонд делится с присяжными своим замыслом:он хочет, чтобы доходы Блейков удвоились. Это ведь будет замечательно, неправда ли? И добиться этого проще простого. Нужно только выплатить Блейкампричитающиеся в соответствии с условиями страховки двести тысяч долларов,поместить их в ценные бумаги под шесть процентов годовых и — вот вам лишняятысяча долларов в месяц, свободная от уплаты налогов. Компания «Прекрасный даржизни» готова сама разместить эти деньги для Блейков.

Блеск, да?

Драммонд весьма убедителен. Его аргументыобоснованны, привлекательны, и я вижу по лицам присяжных, что они раздумываютнад его предложением. Изучают цифры на доске. Компромиссное решение выглядиточень привлекательно.

Мне остается только уповать, что они вспомнятобещание Дот отдать все эти деньги их Американскому обществу по борьбе слейкозами.

Напоследок Драммонд взывает к здравому смыслуи справедливости присяжных. Голос его сгущается, говорит он доходчиво, с расстановкой.Образец искренности. Поступите так, как считаете справедливым, заканчивает он исадится на место.

Поскольку истца представляю я, мне положенопоследнее выступление. Из отведенного мне на заключительное слово получаса ясэкономил десять минут, и сейчас, подходя к ложе присяжных, я улыбаюсь. Иговорю, что, возможно, в один прекрасный день тоже сумею выступать столь жеярко, как мистер Драммонд. Он блестящий адвокат, один из лучших во всей стране.Я безмерно уважаю его и склоняю перед ним голову.

Но у меня есть пара замечаний. Во-первых,«Прекрасный дар жизни» признал свою неправоту и готов даже выплатить двеститысяч долларов в порядке компенсации. Почему? Да потому, что сейчас они кусаютногти, молясь, чтобы им не пришлось выложить куда большую сумму. Во-вторых,признал ли мистер Драммонд эти ошибки и выразил готовность выплатить двеститысяч, обращаясь к присяжным в понедельник утром? Нет, нет и ещё раз нет. Аведь уже тогда он располагал всеми фактами о неправоте своего клиента. Такпочему же он не признал это? Почему? Я скажу: потому что надеялся скрыть от васправду. Теперь же, когда вы все узнали, его клиенты прикидываются покорнымиовечками.

Напоследок я иду на откровенную подначку. Яговорю:

— Если вы примете решение о взыскании с «Прекрасногодара жизни» двухсот тысяч долларов, то лучше отмените его сразу. Нам эти деньгине нужны. Они требовались на операцию, которая так и не состоялась. Если вы несчитаете, что «Прекрасный дар жизни» заслуживает наказания, то пусть эти деньгиостанутся у компании, а мы все мирно разойдемся по домам. — Шествуя вдольбарьера, я поочередно заглядываю каждому из присяжных в глаза. Нет, они меня неподведут.

— Спасибо, — говорю я и возвращаюсь к Дот.Судья Киплер напутствует присяжных, а меня тем временем охватывает пьянящееоблегчение. Никто мне не было так легко и свободно. Все — нет больше нисвидетелей, ни документов, заявлений и ходатайств, нет слушаний, вопросов ипротестов. Прощай, волнение по поводу того или иного присяжного. Я делаюглубокий вдох и блаженно откидываюсь на спинку стула. Кажется, проспал бысейчас целую вечность.

Блаженствую я пять минут, до тех пор, покаприсяжные не начали покидать зал суда. Сейчас почти половина одиннадцатого.

Начинается томительное ожидание.

* * *

Мы с Деком поднимаемся на второй этаж, подаемзаявление Келли на развод, после чего отправляемся к Киплеру. Судья поздравляетменя за профессионализм, а я в тысячный раз рассыпаюсь в благодарностях. Однакопожаловал я к нему вовсе не за этим, поэтому вскоре достаю и показываю емупапку с делом о разводе. В нескольких словах я рассказываю ему про КеллиРайкер, про издевательства, которым подвергает её самодур муж, после чего прошув порядке исключения выдать срочное предписание, запрещающее мистеру Райкеру впредьприближаться к миссис Райкер. Киплер ненавидит дела о разводах, но я припер егок стенке. Тем более, что просьба моя типична для дел, когда муж избивает жену.Судья мне доверяет, и без лишних увещеваний подписывает искомое предписание. Оприсяжных мы ни гу-гу. Они совещаются уже пятнадцать минут.

В коридоре меня поджидает Мясник, и я передаюему копию заявления Келли и подписанное судьей предписание. Мясник сам поедет кКлиффу Райкеру на службу и лично вручит ему бумаги. Я напоминаю ему, чтосделать это нужно с глазу на глаз, не ставя парня в неловкое положение.

Почти час мы сидим в зале суда, дожидаясьвозвращения присяжных. Драммонд со своей шайкой с одной стороны, а мы с Дот,Деком, Купером Джексоном и Хэрли с Гренфелдом — с другой. С некоторым изумлениемя смотрю, как «белые воротнички» из «Прекрасного дара жизни» пытаются держатьсяот адвокатов из «Трень-Брень». Или наоборот. Андерхолл, Олди и Лафкин — славнаятроица — сидят в заднем ряду с вытянутыми рожами. Словно в ожидании расстрела.