Панцирь - Андрей Гардеев

– Говорит сома. Мол Советница перед выходом накачала.

– Ты веришь?

Оракул посмотрел на него, потом на меня, скептически изогнул бровь.

– Нет. Сома такого не делает. Врёт.

Батар вступился:

– Обычный пацан. У него шок. Придумали ерунду какую-то.

– Ну-ну.

– Врёт мелкий дружок, да, – подтвердил Востр.

– Кряж, как тебе конструкт?

– Впечатляет.

– Силён?

– Нет, но будет.

– Скоро?

Тот пожал плечами.

– Уточни, кто для него Советница, – попросил я.

Опять Кряж перешёл на язык сборцев. Малой молчал.

– Переведи: если не скажет, бросим здесь и его, и бабу.

Кряж исполнил приказ.

– Мать, – таков был ответ.

– Так вот чего она все время как в задницу ужаленная, – засмеялся Востр, вставляя новый барабан в Опцион. – У нее спиногрыз. Еще и вонючий харчок Всетворца – оракул, прости уж Кряж.

– Прощаю.

– Мать-одиночка. Это весь дрянной характер объясняло.

– Как его звать? – спросил.

– Клио.

– Думаешь и в этом может врать?

– Не знаю. Спроси у Востра, у него модуль.

Я и забыл.

– Востр…

– Да Клио шкета зовут. Зачем ему по такой мелочи врать то?

– Спроси, что они делали.

Востр спросил.

– Убегали.

– Ладно. Идём дальше, хватит время тратить.

Перед тем как отправиться дальше, Батар раздавил прикладом концентрат-семечки, которые так и остались сращенными с руками кукол. Вгляделся: удивительно, но за время разговора, они успели прорасти в глубину мяса, почти до кости. Пытались спрятаться или повлиять на тело, погибшего носителя?

Батар и Востр тащили женщину.

Мы с Кряжем глядели по сторонам. На ходу я перезарядил Центурион, а Виверне опять суждено дожидаться помещения и передышки.

Клио шёл сбоку, ближе к Батару. Должно быть, из всей нашей шайки, Батар единственный, кто казался нормальным. А может Малой хотел быть ближе к матери, но в это я особо не верил. В Идоле было больше эмоций, чем в нём.

Какое-то время движения по Аллеям вокруг только ошалелые гражданские бегали. Порезанные, пожженные, побитые.

Две группы от нас что-то требовали, но Востр первых отогнал ругательствами, а вторых насилием: тому, кто вышел вперед, высоченному мужчине в рубахе и серебряной жилетке, прилетело в голову рукоятью револьвера.

Один раз и мне досталось: набросился толстяк-промышленник в мундире, перепачканном красными пятнами.

Он тряс меня, размазывая кровь с изрезанных ладоней по панцирю. Опухшее лицо его без маски пострадало от прямого удара. Сломан нос, заплыл глаз.

Я терпел.

Моды пытались работать. Чувствовал холод.

– Atola, жирник, – угрожающе сказал ему.

– Правильно не жирник, а жировик, – смеясь, поправил Востр.

Промышленник будто не услышал. Он не прекращал свою жалостливую болтовню, выпрашивал, потом орал, тыкал в грудь пальцем, а потом куда-то в сторону глубинных пещер. Так понимаю, обозначал что мы должны идти решить какую-то волнующую его проблему.

Я нацелил на нос червя Центурион и сделал знак ладонью отойти.

Повторил чётче:

– Atola.

Он опять не услышал. Отступать не стал: болтал, кричал, требовал. В результате, когда тон в очередной раз скакнул до особо истеричных ноток, пробудивших во мне тяжеловесное эхо раздражения, не выдержал – прострелил ему голову.

Он упал – стало хорошо.

Разглядывая черты лица, такие спокойные, сказал:

– Не понимаю.

– Чего? – спросил Востр.

– Я как-то не так ваше шанкарское слово произносил? Почему этот гуль не отошёл?

– В таких случаях надо говорить не atola, а asna, – объяснил Востр.

– А разница?

– Atola – восклицание, удивление напополам с возмущением… Asna – грубый посыл далеко и надолго.

– Понял.

– Но он всё равно бы не отошёл, друг Танцор.

– Почему?

– Промышленники – их никто не трогает.

– Неприкосновенные. Помню.

– От этого они думают всякое, и рассчитываю, друг Танцор, на определенный шаблон поведения, мол все будут перед ними на задних лапках как оролуги прыгать. Но оно, само собой, работает только когда закон есть.

Хмыкнул.

– Должно быть он удивился.

– Не хочешь узнать, что он так усердно пытался донести?

– Нет.

– А…

– А тебе пулю в голову не пустить?

– Нет…