Анти-Ахматова - Тамара Катаева

Надежда МАНДЕЛЬШТАМ. Вторая книга. Стр. 90

When someone asked her: «Whom do you consider the greatest poets of the 20-th century in Russia?», she answered immediately, «But why? It is, of course, Mandelshtam, Pasternak and Akhmatova».

Когда кто-то спросил ее: «Кого вы считаете самыми значительными поэтами 20 века в России?», она мгновенно ответила: «Как это кого? Это, конечно же, Мандельштам, Пастернак и Ахматова».

Ирена КИРИЛЛОВА. Интервью в Лондоне. Стр. 9

«Ее знаменитые любовные стихи, от которых все без ума, очень хороши, но и очень ограниченны. Только к концу жизни она стала великим поэтом, но этого почти никто не понимает».

Иосиф Бродский.

Кейс ВЕРХЕЙЛ. Танец вокруг мира. Стр. 14

В начале карьеры написала несколько шлягеров. На этом можно ставить точку — и добавить восточную мудрость: «Если прожить долго, можно дождаться всего». Она жила долго и некрасиво. Писать — то почти не писала, то написала несколько постыдных агиток, то, как ей казалось, контрагитку («Реквием»), на самом деле вполне конъюнктурную вещь, то, с великими осторожностями, фигами и пр., вторичную по форме, стилю, даже приемам «Поэму», потом слабоумные геополитически-любовные стихи «Гостю из будущего» (к сожалению, реальному и ни в чем не повинному человеку), а потом — дождалась «всего». Рецепт становления великим поэтом в ее возрасте прост: пишешь крепкие профессиональные стихи, а читатели сами заполняют их временем прожитых тобою лет, тенями великих поэтов и космическим гудом уходящей эпохи. Страшно — если не понять, что это не открытый космос. Это — планетарий.

Иосифа Бродского привела в планетарий бабушка. Она держала его за руку — и он не хотел ее обидеть.

Иосиф Бродский был на редкость почтительным сыном в жизни — таким же стал и внуком.

Рассказала, что сейчас на Западе из русских поэтов более всех переводят Мандельштама. «А я не иду. Я не нравлюсь». И, снова рассмеявшись, пояснила: «Как Пушкин; прошу меня извинить».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 422

Ей (Музе Анны Ахматовой) говорю:

Я стал говорить, что стихи «Клевета» слишком холодны и слишком классичны. «То же самое говорит и Володя Шилейко. Он говорит, если бы Пушкин пожил еще лет десять, он написал бы такие стихи».

К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник. 1901–1929. Стр. 188

Сама себя она сравнила — сравняла — с Пастернаком, Мандельштамом и Мариной Цветаевой. «Когда-нибудь имя мое прочитают в учебниках дети» — так получилось, что не она попала в учебники, а ей свезло так, что ей дали составлять этот учебник. Сейчас «четверо» стало непреложным законом, когда говоришь, что Анна Ахматова — это поэт второго ряда, тебе возражают: нет, она входит в четверку самых великих поэтов двадцатого века. Никто не вспоминает стихотворения Бориса Пастернака, написанного им в двадцатые годы: «Нас мало. Нас может быть трое…» Трое — это он, Маяковский и Марина Цветаева. Анна Ахматова вторична и воровата — но проступков ее никто не замечает. Стало — по ее счету — четверо. Это благородно, что она прибавила Осипа Мандельштама, хотя «взамен» Маяковского — нелепо. Ну, а то, что ввела сама себя…

«Нас четверо» — даже саму эту формулу — и ту не она придумала. Впрочем, я не собираюсь подбирать ей только благородных предков. В этом наивном приеме есть у нее и менее блестящие предшественники.

Поэт Сергей Бобров, например. В 1914 году в стихотворении «Турбопеан» он пишет взятые Ахматовой на вооружение строки:

«И Ах-ма-то-ва!» — распевает Анна Андреевна.

О том же говорит она и прозой: вот на какой ноге она со знаменитыми современниками.

21.05.1926.

АА заговорила о том, кому из поэтов она не решилась бы сделать указания на какой-нибудь недостаток. Стала думать — Блок? Блоку, пожалуй, она могла бы сказать… Она представляет себе: «Он поблагодарил бы и сказал — «Хорошо, я посмотрю потом»… (Она даже слова знает, какие он сказал бы).

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 76

Слава Богу, вроде никто не подхватил крылатую фразу.

Пастернак ее не читал, Цветаевой она не нравилась как поэт, Мандельштам хвалил ее из лукавого расчета, Блок ее презирал, Маяковский пел ее на мотив «Ухаря-купца».

По словам АА:

Мандельштам не любит АА. Не любит и ее стихов (об этом он говорит всегда и всюду, и об этом он написал в статье в журнале «Искусство»), Мандельштам не любит А А. Но Мандельштам превосходно знает, что АА считает его прекрасным, одним из лучших (если не лучшим) современных поэтов, и знает, что она всегда и везде всем говорит об этом. А мнение АА имеет слишком высокую ценность, чтобы можно было не дорожить им… Поэтому он считает нужным поддерживать с ней и личные отношения. Так было, и, вероятно, поэтому Мандельштам пришел.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 266

Алексей Федорович [Козловский] скоро выяснил для себя, что Анна Андреевна не очень хорошо знала поэзию Хлебникова, хотя хорошо знала его отношение к себе.

Г. Л. КОЗЛОВСКАЯ. Мангалочный дворик… Стр. 386

Любой поэт был интересен только в этом аспекте — ЧТО он будет писать и говорить о ней, Ахматовой.

Днем я привезла Анне Андреевне из Переделкина от Корнея Ивановича новый, с учетом всех ее замечаний и просьб, вариант предисловия. «Это — шедевр Корнея Чуковского».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 554

Этим шедевром и войдет в историю литературы Корней Иванович Чуковский. Плачьте, маленькие дети, — вас заставят учить его статью об Анне Ахматовой.