Анти-Ахматова - Тамара Катаева

Столько трудов — и тяжелые материальные условия!

Поэт — состояние души. Фет не был профессиональным поэтом, он хотел быть дворянином и жить с помещичьих трудов. Толстой не хотел даже жить с графских барышей, он хотел сам пахать землю и тачать сапоги. Ахматова хотела иметь 7 копеек на трамвай и «ландо» за то, что она такая утонченная и пишет стихи…

Причем реальную ситуацию на рынке стихотворной продукции на Западе она себе представляет — в отличие от ее преданных поклонников, которые верили в то, что великая Ахматова добровольно разделяет с ними тяготы советского быта, а на Западе, за ее талант и душевную изысканность, она была бы вознаграждена несметными богатствами.

«Нигде в Европе этого нет. В Париже я рассказала одному поэту, сколько раз переиздаются у нас книги стихов — он едва верил. Публичные чтения у них не приняты. Если знаменитый художник сделает рисунки или виньетки к новой книжке стихотворений — тогда она приобретает шанс быть распроданной. Из-за рисунков — вы подумайте! В России всегда любили стихи».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 125

Она вернулась из-за границы.

«Ни один из тамошних издателей не предложил мне деньги».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 266–267

Да, в эмиграции ей было бы не прожить, никаких привилегированных правительственных дач.

Анна Андреевна рассказывает об издателе нью-йоркского альманаха «Воздушные пути» Р. Гринберге.

«Сэр Исайя сказал ему: «Вы не раз печатали стихи и прозу Ахматовой. Вы должны заплатить ей». Он ответил: «Закон на моей стороне». Видали хама?

Пока нет. Анне Андреевне, как юристке, выражение «закон на моей стороне» неизвестно. В стране, которая кормила ее, давала дачи и путевки, вопрос печатания книг и вознаграждения авторам решался не по закону. Мы не были правовым государством, а нарушение совковых «понятий» Анна Андреевна считала хамством.

«Через некоторое время он все-таки позвонил мне и спросил, хочу ли я, чтобы он лично привез мне деньги в конверте? Я ответила: «Рада ЗА ВАС, что вы позвонили и произнесли эти слова. Ничего мне не надо: ни вашего визита, ни денег, ни конверта». И повесила трубку, не простившись».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 294

Видали хамку?

All rights reserved.

Мне лично приходится любоваться этой надписью на моих никому не переуступленных писаниях… Однако это детали.

Анна АХМАТОВА. Т. 3. Стр. 227

Пастернак переуступил свою Нобелевскую премию Советской власти. Это ее выбор. Если бы выбрала другое — пожалуйста. Студентке можно подбросить в качестве упражнения рассчитать уровень благосостояния литератора, живущего на Западе, со следующими вводными: дама, из эмигрантов первой волны, с первоклассной «славой» в диаспоре, неспособная писать коммерческую прозу и преподавать, малопродуктивная в поэзии, вынужденная содержать компаньонку (для стирки и замены сонма поклонниц), ленивая, с тяжелым характером и без дополнительных доходов. Остается ли на «ландо»?

Литературный поденный труд был ей невыносим — она с юности готовилась к какой-то нереальной роли. Возможно, поэтому подсознательно расчетливо отвергла эмиграцию.

Все, кто мог просчитать, что в России писательское ремесло не в пример выгоднее, вернулись — Горький, Алексей Толстой.

Если хочешь купить «ландо» — стихи должны продаваться. В стране, в которой жила Анна Ахматова, покупало стихи и платило поэтессе — государство. Платило по гораздо более высоким ставкам, чем продавцам или изготовителям сосновых карандашей, — платьями с маленькими изящными шляпками, квартирами («На Красную Конницу я не поеду — далеко, и Владимир Георгиевич не сможет меня часто навещать»), дачами в престижных курортных зонах («Будка»), санаториями, персональными пенсиями и пр. Скорее всего эта же страна Советов сама должна решать, покупать ей или нет «Чудотворной иконой клянусь / И ночей наших пламенным чадом»…

25 сентября 1940.

Докладная записка управляющего делами ЦК ВКП(б) Д. В. Крупина — секретарю ЦК А. А. Жданову «О сборнике стихов Анны Ахматовой».

«Стихотворений с революционной и советской тематикой, о людях социализма в сборнике нет. Два источника рождают стихотворный сор Ахматовой: бог и «свободная» любовь. А «художественные» образы для этого заимствуются из церковной литературы. Необходимо изъять из распространения стихотворения Ахматовой».

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 49

Всего лишь. Не убить, не зарезать, не услать на десять лет без права переписки — «изъять из распространения». Не распространять. Не платить за эти стихи денег.

Разве там было что-то сказано про «не писать»?

У этого государства были свои виды на то, кому из писателей и за какого характера произведения платить свои деньги.

Она хотела бороться с этим государством? Я что-то не слышала.

Она хотела писать свои благоуханные стихи? Ей никто не запрещал. Пусть бы писала.

На жизнь зарабатывать, если не заниматься обслуживанием государства в его идеологических нуждах, можно было практически тем же, чем на Западе — тем, к чему она была не способна: преподавать, переводить, заниматься литературной критикой или наукой, продавать карандаши: по американским условиям — как бизнес, по советским — в Рабкрине за прилавком стоять. У нее масштаб был другой.

11 ноября 1939 года.

Постановление Президиума ССП СССР «О помощи Ахматовой»: «Принимая во внимание большие заслуги Ахматовой перед русской поэзией, 1) Просить Президиум Ленгорсовета предоставить в срочном порядке А. Ахматовой самостоятельную жилплощадь. 2) Предложить Ленинградскому правлению Литфонда после предоставления квартиры А. Ахматовой приобрести необходимую обстановку. 3) Ходатайствовать перед Совнаркомом СССР об установлении персональной пенсии. 4) Предложить Литфонду СССР впредь до постановления правительства выплачивать Ахматовой пенсию в размере 750 рублей в месяц (профессор Пунин зарабатывал 850 в год). 5) Предложить правлению Литфонда выдать А. А. Ахматовой безвозвратную ссуду в размере 3000 рублей единовременно».

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 37–38

Да, она все-таки не там была, где ее народ, к несчастью, был. Официально она была очень признана и никогда и отнюдь — не гонима. Не ареста она опасалась, отвечая Герштейн на предложение заступиться за Льва Гумилева («И Христос молился в Гефсиманском саду: да минет меня чаша сия»! — строго сказала Анна Андреевна), — а лишения этих привилегий. Квартирой занимался лично Вышинский.

«Вот это — я!» А тут Фрост с его сосновыми карандашами: купить, продать.