Искушение фараона - Паулина Гейдж

– Хаэмуас, я знаю, что ты здесь. Чем ты там занят? – Это была Табуба.

Хаэмуас замер на месте, а Каса едва слышно вскрикнул. Царевич бросил на него гневный взгляд, призывая к молчанию, испугавшись, что слуга разрушит чары теперь, в момент наивысшего напряжения. Каса кивнул и захлопнул рот.

– Дорогой, я знаю, ты хочешь совершить заклинание, – раздался из-за двери ее приглушенный голос. Хаэмуас слышал, как ее ногти царапают древесину. – Откажись от своей затеи. Дай мне возможность доставить тебе еще больше радости и счастья. Я дам тебе такое наслаждение, введу в безумный экстаз, что не по силам никакой другой женщине, Хаэмуас. Разве это так плохо? Я всего лишь хочу жить, хочу того же, что и все другие люди. Неужели это так грешно? – Теперь ее голос звучал громче, и Хаэмуас, внезапно охваченный болью и смятением, различил в нем истеричные нотки. Он стоял не шелохнувшись. – Я сразу поняла, что ты задумал, едва открыла глаза и увидела рядом с собой пустую постель, – громко продолжала она. – Я почуяла, что ты задумал. Ты решил избавиться от нас, но это жестоко, Хаэмуас! Все равно твои старания пойдут прахом, ведь Тот отвернулся от тебя. Твои слова не будут иметь силы, ведь Тот… – Ее голос смолк, и до слуха обоих мужчин в кабинете донесся тихий шорох – это она украдкой старалась открыть замок. Вдруг все стихло. Хаэмуас словно воочию видел, как она сидит, согнувшись, на полу, волосы разметались по плечам, легкая сорочка едва прикрывает руки. – Это не Тот, – тихим голосом произнесла она. – Конечно, не он. Это Сет, я не ошиблась? Сет, идолище твоего отца. Сет, от кого все вы унаследовали рыжие волосы. О боги! – И после этого она забарабанила в дверь кулаками и громко закричала: – Хаэмуас! Я люблю тебя! Я тебя обожаю! Прошу тебя, не убивай меня! Мне страшно! Я хочу жить!

Хаэмуас чувствовал, что во рту у него пересохло, он опять повернулся к столу, на котором стояли фигурки, стараясь собрать во рту необходимое количество слюны. А она по-прежнему стенала и рыдала за дверью, била в твердую древесину ногами и кулаками, и ему никак не удавалось отделаться от яркой картины, стоявшей перед его мысленным взором, – как она бьется там, охваченная ужасом и отчаянием, лишившаяся рассудка. Хаэмуас сосредоточенно плюнул на все три фигурки по очереди.

– Проклинаю! – воскликнул он громко.

Шум за дверью прекратился, потом она резко закричала:

– О боги, не надо! Мне больно, Хаэмуас! Умоляю, не надо!

– С особым тщанием Хаэмуас расставил на полу фигурки, положил рядом лист папируса, после чего с силой опустил левую ногу на восковые куклы. Из-за двери послышались стенания и сдавленные хрипы, отвратительные чавкающие звуки, от которых Каса заткнул уши руками и повалился Все равно я не умру до конца, не умру! – кричала она. – Я еще вернусь, гнусный шакал, ибо заклинания Свитка нельзя лишить силы!

– Нет, можно, – прошептал Хаэмуас. – Проклинаю, Табуба. Проклинаю. – Он встал на колени, взял в руки нож из слоновой кости и аккуратно всадил его по очереди в каждую из фигурок, затем провел острием по листу папируса. Раздался тихий звук, и папирус рассыпался. Взяв чашу, Хаэмуас выплеснул со дна последние капли воды, сложил в нее все изуродованные останки, поднес лампу и поджег. Папирус мгновенно вспыхнул, а воск начал плавиться.

– Проклинаю, – прошептал он в последний раз.

Табуба кричала во весь голос, всю комнату заполнил ее дикий, нечеловеческий вопль. Хаэмуас почти видел, как она извивается на полу по ту сторону двери, как молотят ее кулаки по твердой древесине. На дне большой чаши образовалась лужица воска, в которой стало невозможно различить отдельные фигурки, папирус же обратился в горстку темного невесомого пепла.

Хаэмуас заплакал. «Мне сопутствовала удача, – думал он, отирая глаза, слезящиеся от ладана и едкого дыма сгоревшего папируса. – Заклинание возымело силу. Сет подчинился моей власти, но уже сейчас, в эту самую минуту, он вновь обретает независимость, без тени жалости взирает на меня своим жестоким взором. И теперь этот пристальный взгляд останется со мной до конца дней».

Мало-помалу к нему пришло ощущение глубочайшего спокойствия, царящего повсюду, а вместе с ним появились и первые робкие признаки наступающего утра. Хаэмуас вытер лицо куском полотна, развернул его и отбросил. Он надел свою прежнюю повязку, которую снял еще ночью, прежде чем приступать к ворожбе. Кто-нибудь в доме, несомненно, слышал ее дикие крики. Вскоре сюда набегут стражники и обнаружат… Что они обнаружат? Он осмотрелся по сторонам. В комнате царил беспорядок, пахло перегоревшим ладаном, потом и миррой, которой он умастил свое тело. Лампа вспыхнула, затрещала и погасла, но Хаэмуас все равно отлично видел своего слугу – бледный как полотно, тот стоял, прислонившись к стене.

– Каса, открой дверь, – сказал Хаэмуас.

Слуга молча смотрел на него.

– Царевич, – едва слышно выдавил он, – что здесь произошло? Что ты совершил?

– Я избавился от величайшего зла, – усталым голосом ответил Хаэмуас, – а теперь мне предстоит научиться жить в вечной близости с еще одним, возможно, куда более страшным злом. Я соберу всех и расскажу обо всем по порядку, но пока, Каса, прошу тебя, открой дверь.

Едва переставляя ноги, слуга двинулся выполнять приказ, но, коснувшись замка на двери, он замешкался.

– Царевич, – сказал он, не поворачиваясь к Хаэмуасу лицом, – тайное имя Сета…

– Именно такое, как я назвал, – перебил его Хаэмуас. – Но не вздумай сам повторять его. Даже начинающим магам это запрещено, для их же собственного блага. А тебя я хочу поздравить – ты мужественно исполнил свою роль.

Каса открыл дверь.

Она лежала ничком, головой к двери, вытянув вперед руку и ногу. Кожа на суставах ссохлась и потрескалась, обнажая кости, но открывшаяся под ней плоть была красной и сухой, рядом на полу он не заметил следов крови. Весь коридор наполнял запах гнили, и Касу начало рвать. Хаэмуас не обращал на него внимания. Склонившись над женщиной, он откинул волосы ей со лба. На него взглянули остекленевшие, лишенные выражения глаза, он увидел звериный оскал, в котором обнажились мелкие хищные зубы. Тело ее, казалось, начало раздуваться, и Хаэмуас понимал, что времени у него мало. Воины бежали сюда, из глубины дома до его слуха доносились их громкие крики. Хаэмуас поднялся. Стражники были уже здесь; завидев царевича, они в нерешительности остановились, приветствовали его. Хаэмуасу не хотелось ничего говорить, ничего объяснять, по крайней мере теперь. «Я заслужил не только вечное проклятие бога, – думал он, глядя на лица своих воинов, – потому что я все еще не перестаю любить и желать ее. Это противоестественная, отвратительная и ужасная страсть, но нет на земле такой силы, что способна снять с меня это проклятие».

– Вынесите тело в сад, – резко бросил он. – Амек, ты здесь? Вперед вышел его капитан и поклонился царевичу.

– Слушаю, царевич.

– Возьми шестерых человек и отправляйтесь в дом Сисенета на восточном берегу. Там вы найдете два мертвых тела – Сисенета и его сына. Привезите их сюда. Сложите погребальный костер, я буду ждать ваших сообщений.