Земля обетованная - Барак Обама

страна не будет обескровлена в процессе; что вопросы о расходовании сотен миллиардов на ракеты и передовые оперативные базы, а не на школы и здравоохранение для детей, были не побочными для национальной безопасности, а центральными для нее; что чувство долга, которое он так остро ощущал по отношению к уже развернутым войскам, его искреннее, достойное восхищения желание дать им все шансы на успех, может сравниться со страстью и патриотизмом тех, кто заинтересован в ограничении числа молодых американцев, подвергающихся опасности.

Мjжет быть, это не Гейтс должен был думать об этих вещах, но это была моя работа. И вот, с середины сентября до середины ноября я руководил серией из девяти двух-трехчасовых совещаний в Sit Room для оценки плана Маккристала. Длительность обсуждений стала сенсацией в Вашингтоне, и хотя мой разговор с Гейтсом и Малленом положил конец редакционным высказываниям высшего генералитета, утечки, анонимные цитаты и спекуляции продолжали регулярно появляться в прессе. Я делал все возможное, чтобы отгородиться от этого шума, мне помогало знание того, что многие из моих самых громких критиков были теми же комментаторами и так называемыми экспертами, которые активно продвигали или были охвачены поспешным вторжением в Ирак.

Действительно, одним из главных аргументов в пользу принятия плана Маккристала было его сходство со стратегией COIN, которую Петреус использовал во время резкого увеличения численности американских войск в Ираке. В целом, упор Петреуса на подготовку местных сил, улучшение местного управления и защиту местного населения, а не на захват территории и увеличение числа трупов боевиков, имеет смысл. Но Афганистан в 2009 году — это не Ирак в 2006 году. Эти две страны представляли собой разные обстоятельства, требующие разных решений. С каждым заседанием Sit Room становилось все яснее, что экспансивный взгляд на COIN, который Маккристал представлял себе для Афганистана, не только выходил за рамки того, что было необходимо для уничтожения Аль-Каиды, но и выходил за рамки того, что, вероятно, было достижимо в течение моего срока полномочий, если это вообще было достижимо.

Джон Бреннан еще раз подчеркнул, что в отличие от Аль-Каиды в Ираке, Талибан слишком глубоко вплетен в ткань афганского общества, чтобы его можно было искоренить, и что, несмотря на свои симпатии к Аль-Каиде, они не проявляют никаких признаков замышления атак за пределами Афганистана против США или их союзников. Наш посол в Кабуле, бывший генерал Карл Айкенберри, сомневался, что правительство Карзая можно реформировать, и опасался, что вливание большого количества войск и дальнейшая "американизация" войны снимут с Карзая всякое давление, чтобы он взял себя в руки. Длительный график Маккристала по вводу и выводу войск выглядел не столько как активизация в иракском стиле, сколько как долгосрочная оккупация, что заставило Байдена спросить, почему, учитывая, что Аль-Каида находится в Пакистане и почти полностью уничтожена ударами беспилотников, мы должны направлять сто тысяч солдат на восстановление соседней страны.

По крайней мере, на моих глазах Маккристал и другие генералы послушно отвечали на каждую из этих проблем — в одних случаях убедительно, в других — не очень. Несмотря на их терпение и хорошие манеры, им было трудно скрыть свое разочарование тем, что их профессиональные суждения оспариваются, особенно теми, кто никогда не надевал военную форму. (Глаза Маккристала сузились, когда Байден не раз начинал объяснять ему, что необходимо для успешного проведения контртеррористических операций). Напряженность в отношениях между сотрудниками Белого дома и Пентагоном усилилась: сотрудники СНБ чувствовали, что их ставят в тупик, когда речь шла о своевременном получении информации, а Гейтс тихо бесился из-за того, что, по его мнению, СНБ постоянно микроуправляет. Дурная кровь перекинулась даже на отношения внутри ведомств. Заместитель председателя Объединенного комитета начальников штабов Джеймс "Хосс" Картрайт и генерал-лейтенант Дуглас Люте — заместитель СНБ и "военный царь" в последние два года администрации Буша, которого я попросил остаться, — оба увидели, что их акции в Пентагоне упали, как только они согласились помочь Байдену разработать менее интенсивную по численности войск и более ориентированную на информационные технологии альтернативу плану Маккристала. Хиллари, между тем, считала, что обход Айкенберри официальных каналов Госдепартамента граничит с неподчинением, и хотела его заменить.

Справедливости ради следует сказать, что к третьему или четвертому раунду слайдов PowerPoint, карт поля боя и неработающих видеоканалов, а также постоянно присутствующего флуоресцентного освещения, плохого кофе и спертого воздуха, всем надоел Афганистан, надоели совещания и друг друга. Что касается меня, то я чувствовал тяжесть офиса больше, чем когда-либо с тех пор, как был приведен к присяге. Я старался не показывать этого, сохраняя нейтральное выражение лица, когда задавал вопросы, делал заметки и иногда рисовал на полях блокнота, который сотрудники разложили передо мной (в основном абстрактные узоры, иногда лица людей или пляжные сцены — чайка, летящая над пальмой и океанскими волнами). Но время от времени во мне вспыхивало разочарование, особенно когда я слышал, как кто-то в ответ на сложный вопрос снова ссылался на то, что нам нужно послать больше войск, чтобы продемонстрировать "решимость".

Что именно это значит? спрашиваю я, иногда слишком резко. Что мы продолжаем удваивать плохие решения, которые мы уже приняли? Неужели кто-то думает, что, если мы будем крутить колеса в Афганистане еще десять лет, это произведет впечатление на наших союзников и вселит страх в наших врагов? Это напомнило мне, говорил я позже Денису, детский стишок о старушке, которая проглотила паука, чтобы поймать муху.

"В итоге она проглотила лошадь", — сказал я.

"И она, конечно, мертва", — сказал Денис.

Иногда, после одного из таких марафонских заседаний, я возвращался в небольшой домик у бассейна рядом с Овалом, чтобы выкурить сигарету и погрузиться в тишину, чувствуя узлы в спине, плечах, шее — признаки того, что я слишком много сидел, но также и моего душевного состояния. Если бы только решение по Афганистану было вопросом решимости, подумал я, — только воля, сталь и огонь. Это было верно для Линкольна, когда он пытался спасти Союз, и для Рузвельта после Перл-Харбора, когда Америка и весь мир столкнулись со смертельной угрозой со стороны экспансионистских держав. В таких обстоятельствах вы используете все, что у вас есть, для ведения тотальной войны. Но здесь и сейчас угрозы, с которыми мы столкнулись — смертоносные, но не имеющие гражданства террористические сети; слабые в остальном страны-изгои, стремящиеся заполучить оружие массового уничтожения — были реальными, но не экзистенциальными, и поэтому решимость без предвидения была хуже, чем бесполезной. Это привело к тому, что мы вели неправильные войны и спускались в кроличьи норы.