Двадцать лет спустя - Александр Дюма

– Что он замышляет? – говорил Арамис.

– Подождем, – отвечал Атос.

Портос ничего не говорил и только перебирал у себя в боковом кармане пятьдесят пистолей, выигранных у Грослоу, и по лицу его заметно было, что это занятие доставляло ему большое удовольствие.

Вечером прибыли в Ристон. Д’Артаньян собрал своих друзей. Теперь он уже не имел того веселого, беспечного вида, который напускал на себя весь день. Атос пожал руку Арамиса.

– Час близится! – тихо проговорил он ему.

– Да, – сказал услышавший это д’Артаньян, – именно близится час: в эту ночь, друзья мои, мы спасем короля.

Атос вздрогнул; взор его загорелся.

– Д’Артаньян, – сказал он, охваченный сомнением после промелькнувшей надежды, – вы не шутите? Вы говорите правду? Шутить так было бы слишком зло.

– С вашей стороны странно, – отвечал ему д’Артаньян, – что вы мне не верите. Скажите, когда и где вы видели, чтобы я шутил сердцем друга и жизнью короля? Я вам сказал и повторяю, что сегодня ночью мы освободим короля Карла. Вы поручили мне изыскать средство, и я нашел его.

Портос с беспредельным восхищением глядел на д’Артаньяна. Арамис улыбался с надеждой. Атос был бледен как смерть и дрожал всем телом.

– Говорите! – сказал он.

Портос еще больше раскрыл глаза, Арамис глядел прямо в рот д’Артаньяну.

– Мы приглашены сегодня вечером к Грослоу, вы знаете это?

– Да, – сказал Портос, – он просил дать ему возможность отыграться.

– Отлично. Но известно вам, где он будет отыгрываться?

– Нет.

– У короля.

– У короля? – воскликнул Атос.

– Да, друзья мои, у короля. Капитан Грослоу сегодня ночью дежурит при особе его величества, и, чтобы развлечься, он пригласил нас составить ему компанию…

– Всех четверых? – спросил Атос.

– Конечно, всех четверых: разве мы можем отлучиться от наших пленников?

– Ага! – сказал Арамис.

– И что же дальше? – проговорил Атос, дрожа от волнения.

– Мы пойдем к Грослоу, я и Портос со шпагами, а вы двое с кинжалами; вчетвером мы одолеем этих восьмерых дуралеев и их глупого начальника. Что вы скажете на это, господин Портос?

– Я скажу, что это нетрудно, – отвечал Портос.

– Мы наденем на короля платье Грослоу, Мушкетон, Гримо и Блезуа будут ждать нас с оседланными лошадьми за углом соседней улицы. Мы сядем на них, помчимся и к утру будем уже в двадцати милях отсюда. Что, хорошо задумано, Атос?

Атос положил обе руки на плечи д’Артаньяна и посмотрел на него спокойным взглядом, с ласковой улыбкой.

– Я заявляю, друг мой, что в мире нет человека, способного сравниться с вами в благородстве и мужестве. Мы все считали вас равнодушным к нашему горю, которое вы имели полное право не разделять, – и вот только вы один из всех нас нашли средство, которое мы тщетно искали… Я повторяю тебе, д’Артаньян, что ты лучше всех нас; я благословляю и люблю тебя, мой дорогой сын.

– И как это я не догадался! – воскликнул Портос, хлопнув себя по лбу. – А между тем это так просто.

– Но если я хорошо понял, мы их всех перебьем? – спросил Арамис.

Атос вздрогнул и побледнел.

– Придется, черт возьми! – отвечал д’Артаньян. – Я долго думал, нельзя ли избежать этого, но, признаюсь, ничего не мог придумать.

– Что же, – сказал Арамис, – положение такое, что разбирать не приходится. Как же мы будем действовать?

– У меня есть два плана, – отвечал д’Артаньян.

– Первый? – спросил Арамис.

– Если мы окажемся там вчетвером, то по моему сигналу (а этим сигналом будет слово «Наконец!») каждый из нас вонзит свой кинжал в грудь ближайшего солдата. Четыре человека будут убиты, и шансы почти сравняются: нас будет четверо против пяти. Эти пятеро могут сдаться; тогда мы их свяжем и заткнем им рты. Если же они будут защищаться, то мы убьем их. Но может случиться и так, что наш хозяин изменит свое намерение и пригласит только меня с Портосом. В таком случае, делать нечего, нам придется действовать быстрее и поработать каждому за двоих. Это будет немного труднее и произведет шум, но вы держитесь наготове со шпагами в руках и бегите на помощь, как только заслышите шум.

– Ну а если они уложат вас? – спросил Атос.

– Невозможно! – заявил д’Артаньян. – Эти пивные бочки слишком тяжелы и неповоротливы. Кроме того, Портос, наносите удар в горло; такой удар убивает сразу и не дает даже времени крикнуть.

– Великолепно! – сказал Портос. – Это будет славная резня.

– Ужасно! Ужасно! – повторял Атос.

– Ах, какой вы чувствительный, Атос! – сказал д’Артаньян. – Точно вам не приходилось убивать в бою! Впрочем, мой друг, – прибавил он, – если вы находите, что жизнь короля не стоит этого, я умолкаю. Хотите, я сейчас же пошлю сказать Грослоу, что нездоров?

– Нет, – сказал Атос, – вы правы, мой друг; простите мою слабость.

В эту минуту дверь отворилась, и на пороге появился английский солдат.

– Капитан Грослоу, – начал он на ломаном французском языке, – извещает господина д’Артаньяна и господина дю Валлона, что он ожидает их.

– Где именно? – спросил д’Артаньян.

– В комнате английского Навуходоносора, – отвечал солдат, заклятый пуританин.

– Хорошо! – сказал на прекрасном английском языке Атос, у которого кровь бросилась в лицо при таком оскорблении королевского достоинства. – Хорошо, скажите капитану Грослоу, что мы идем.

Пуританский солдат удалился. Наши друзья приказали своим слугам оседлать восемь лошадей и ждать их, не отходя от лошадей и не спешиваясь, на углу переулка, находившегося в двадцати шагах от дома, в котором помещался король.

Было девять часов вечера; так как часовые сменялись в восемь, то капитан Грослоу был уже целый час на дежурстве.

Д’Артаньян и Портос приближались к дому, который в этот вечер служил тюрьмой Карлу Стюарту. Они были вооружены шпагами. За ними, безоружные и удрученные, как подобает пленникам, следовали Атос и Арамис. Под плащами они прятали кинжалы.

– Честное слово, – сказал Грослоу, заметив их, – я уже не надеялся увидеть вас.

Д’Артаньян подошел к нему и сказал совсем тихо:

– Действительно, одну минуту мы было колебались, дю Валлон и я.

– Почему? – спросил Грослоу.

Д’Артаньян кивком головы показал на Атоса и Арамиса.

– А, да, – сообразил Грослоу, – из-за их убеждений? Пустяки! Напротив, – прибавил он, смеясь, – если они хотят поглядеть на своего Стюарта, пусть смотрят.