Царские забавы - Евгений Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Цезарь Иван, прежде чем начать разговор, я хотел бы спросить у тебя, давно ли ты обладал женщиной?
— А ты, однако, немчина, любопытный, — усмехнулся Иван Васильевич. — Следующим твоим вопросом будет, как я ею обладал?
— Цезарь Иван, это не праздное любопытство, мой вопрос связан с твоей болезнью.
— Вот как? — Иван Васильевич вспомнил сокровищницу, разбросанные на золотых кувшинах одежды итальянки и отвечал: — Несколько недель назад я совокупился с итальянской графиней.
— Нечто подобное я и предполагал, — печально развел руками лекарь. — Болезнь, о которой я говорю, пришла из Нового Света и называется неаполитанской, потому что ее привезли наемные моряки из Неаполя, служившие на испанском судне. Вернувшись домой, они заразили своих подруг, а те, в свою очередь, подарили болезнь другим обожателям и мужьям. Через десять лет болезнь стала повальной и шагнула во все государства. — Калина хорошо знал русский язык, и если бы не иноземный кафтан, его можно было бы принять за москвича. — Значительно позже она попала в Россию и вот сейчас поразила самое сердце русского государства — ее хозяина.
— Что это за болезнь? — глухо спросил Иван Васильевич.
— Цезарь Иван, эта болезнь поражает все внутренние органы: печень, почки, сердце. Человек начинает гнить заживо, и, когда болезнь размягчает череп, наступает смерть!
— Ты не ошибся, немец?
— Нет, русский цезарь, я бы хотел ошибиться, но, к сожалению, это правда. Хотя свое второе рождение эта болезнь получила с открытием Нового Света, но ее симптомы были описаны давно. Ее знали жрицы Древнего Рима, гетеры Греции, о ней было известно и в храмах Будды, где служили хорошенькие девушки, всегда готовые за серебряную мелочь угодить и усталому путнику, и знатному вельможе. Человечество помнит времена, когда эта черная болезнь поедала целые народы, оставляя после себя только пустынные города. В этих местах, как правило, уже никто не селился. Бывало так, что люди думали, будто эти места прокляты богом, бросали жилища и уходили в новые земли, и тогда болезнь, распространяясь еще более, поражала целые государства. Цезарь, я держу в руках книгу Ибн Сины, у нас в Европе он известен как врачеватель Авиценна. Он подробно рассказал об этой болезни и в одном из трактатов писал, что ею болели даже фараоны. Так что, цезарь Иван, ты не единственный из великих, кого поразила неаполитанская болезнь.
— Мне нет дела до фараонов, — сжал Иван Васильевич ладонь в кулак. — Я хочу знать лекарство от этой болезни.
— Лекарство от этой болезни — разные соединения ртути, ее течение можно замедлить, но вывести невозможно.
— Выходит, я обречен?
— К сожалению, так, цезарь Иван, — как можно ниже поклонился лекарь.
— Вот она, расплата за мою слабость к бабам. А ты смелый, немчина, мне бы такого доброго советчика, как ты, ранее повстречать. Какое жалованье ты получаешь, лекарь?
— Десять рублев в неделю.
— Хм, не обидел я тебя, великое жалованье. С сегодняшнего дня ты будешь получать в два раза больше, а еще получи вотчину в селе Воробьеве.
— Спасибо, цезарь, твоя милость не ведает границ.
— А теперь ступай, мне нужно остаться одному. И не забудь приготовить лекарство.
— Оно будет приготовлено к утру, — лекарь притворил за собой дверь.
Иван Васильевич расстегнул ворот и извлек из-за пазухи огромную, величиной с голубиное яйцо, бирюзу. Государь не увидел прежнего небесно-голубого цвета. Накрыла самодержца лихая туча, и темная тень, упав на камень, лишила его светлых красок, и он приобрел грязно-болотный цвет. От камня пахло землей и разложением, словно от старого погоста. «Неужели сбывается гадание Дуняши, неужно смерть от женщины придется принять?» — содрогнулся от давнего пророчества государь.
— Нет, у меня еще хватит сил для того, чтобы сокрушить любую хворь. Слишком обидно было бы умирать перед свадьбой с английской принцессой.
Сразу после утренней службы Иван Васильевич выпил заготовленное снадобье. Он почувствовал, как оно разожгло нутро, болезнь, оглушенная, притихла совсем. Уже через две недели государь почувствовал себя прежним и был готов поверить в то, что болезнь выпорхнет из него перепуганной птицей. Бирюза тоже посветлела и вновь обрела небесно-голубой цвет.
Иван Васильевич с нетерпением дожидался гонцов из Англии, а когда наконец явился долгожданный посланник, то весть оказалась не из самых лучших. Гонец поведал о том, что Афанасий Нагой вблизи увидал племянницу королевы Елизаветы. Девка оказалась рябой, очень дурна собой, а еще и стара преизрядно.
Выслушал государь внимательно гонца, а потом повелел:
— Перестарков мне не надобно. Не женюсь на принцессе. Таких девиц у нас в отечестве полны монастыри. Передай Нагому, чтобы поискал мне в Англии девку познатнее да покраше, а без невесты царской нечего ему в Москве делать.
А когда гонец ушел, государь всыпал в себя ртутного порошка. Второй день он вновь чувствовал себя худо — отнимались ноги, а из нутра, как и прежде, вытекал гной. Иван Васильевич даже подумал о том, чтобы прижечь немецкому лекарю за шарлатанство пятки, но потом раздумал. Тогда охотников подлечить русского царя не отыщется во всей Европе.
* * *
Это была вторая встреча с королевой. В первой, оказав Нагому честь, посольство встречала дворцовая гвардия, сейчас за боярином был прислан только скороход, который и отвел Афанасия Федоровича во дворец.
Королева встретила Нагого улыбкой, однако со своего места подниматься не пожелала, выказала пренебрежение к русским посланникам.
— Как отдохнул, мой русский гость? — ласково начала разговор английская королева.
Елизавета прекрасно было осведомлена о том, что Афанасий не спал совсем: первую половину ночи он допивал имеющиеся у него припасы, а вторую, в сопровождении многих людей, разгуливал по Лондону, не забывая заглянуть во всякую таверну, встречающуюся на его пути. Однако боярин выглядел свежим, как будто вместо вина пил виноградный сок.
— Прекрасно, королева, — громко отвечал Нагой, — только я здесь не для того, чтобы вести праздные разговоры. Моему государю жениться охота, вот он и решил породниться с аглицким домом. А твоя племянница Мария Гастингс не понравилась Ивану Васильевичу. Так я и велел передать московскому государю: рябая, старая, а к тому же еще и хромая.
Английская королева сильно ущипнула себя за ладонь, чтобы не расхохотаться. Мария Гастингс, прослышав о том, что ее собираются выдать замуж за русского царя, бросилась королеве в ноги и обещала быть ей верной дочерью, если она сжалится над ней и спасет от этого замужества.
Елизавета Первая вняла мольбам племянницы и решила прибегнуть к обычной дворцовой хитрости — во время смотрин показала «графу» Нагому одну из своих служанок — некрасивую Джоанну. И после встречи боярина с мнимой принцессой, по скривившейся физиономии посла, королева не сомневалась в том, что Афанасий Нагой в самых темных красках распишет свое разочарование русскому цезарю Ивану.