Этюд в сиреневых тонах - Тиана Соланж

— В любви, — а вот улыбка ее собеседницы вышла легкой и светлой. Она будто смотрела с экрана в каждую душу.

— Вот так… просто? — «удивилась» журналистка, с любопытством глядя на собеседницу. Ей впервые пришлось работать с такой интересной личностью, ведь о ней не пишут статьи в газетах, но знает вся страна, да и не только.

— Любить всегда просто… и сложно одновременно. Любить, значит, отдавать, не требуя ничего взамен, — пояснила светловолосая девушка, мягко улыбнувшись в камеру. Ее серые глаза смотрели с затаенной грустью. Она немного развернулась, открывая камере обзор на картины за своей спиной. — Посмотрите на эту картину…

Нежные цвета сирени и лаванды, приглушенные тона, но ярче всего среди них выделялась пара влюбленных. Мужчина и женщина сплетались в объятиях, словно были не в силах разорвать их.

— Посмотрите, сколько разных эмоций в лицах этих людей?

— Да, определенно, — задумчиво проговорила журналистка, отмечая про себя, как натуралистично изображены не только лица и динамика движений этой пары, но и чувства и эмоции, переданные художником. — Но… вы же не хотите сказать, что это?.. — девушка изумленно смотрела на картину, о которой говорили во всех художественных галереях страны.

— Да, это «тот самый» «Этюд о любви в сиреневых тонах», — легко рассмеялась девушка с экрана. — Даже не ожидала, что эта работа покорит сердца людей. Но она да… она о любви…

— Почему вы отказались ее продавать? Ведь вам предлагали за нее — подумать только! — полмиллиона евро! — тут же зачастила журналистка, глядя загоревшимся взором на задумчивую улыбку художницы. А ей бы могла позавидовать сама Джоконда — столько в ней было загадочности и неуловимой нежности.

— Потому что, любовь нельзя продать или купить, ее можно только дарить. Без остатка, не требуя ничего взамен, — спокойно ответила девушка. — Ошибается тот, кто думает, что может быть иначе…

Я отключила телевизор, заметив, что по залитой солнцем террасе, бежит мой сынок. Следом за ним, чуть прихрамывая, спешит его дедушка. Андрей Ильич старается держаться бодряком, порой забывая о своей травме. Но, как он сам шутит, с таким сорванцом, как наш с Севером сын, вряд ли вспомнишь о годах и болячках.

Я махнула им рукой через стекло, отделявшее эту часть дома от улицы, и уже собралась выйти, когда меня со спины обняли горячие сильные руки, прижав к твердому… м-м во всех местах! телу мужа.

— Ну, сколько еще будешь скакать козой? Уже восьмой месяц, любимая, как-никак, — укорил супруг, располагая широкие ладони на моем внушительном животе. Тут же ему в пальцы уперлась ножка ребенка. — О-о, кто-то скучал по папочке? — тут же заворковал он, наклоняясь, чтобы оставить легкий поцелуй на животе. Я хихикнула от щекотки.

— Да, твоя драгоценная дочь всю печень маме отбила, хулиганка! — пожаловалась мужу на неугомонное дитя. — Я вышла позвать всех ужину, но, видимо, пропустила что-то интересное?

Посмотрела на загадочное лицо Севера, который выглядел, как довольный котяра. За прошедшие годы он практически поборол болезнь, вернув, пусть и не прежний, но довольно активный образ жизни. Север открыл собственную секцию по боксу, куда набирал перспективных ребят из простых семей. Были, конечно, и те, кто специально хотел бывшего чемпиона в качестве тренера, и муж никому не отказывал.

— Мама и отец собирают всех на террасе, сейчас и мы пойдем, — прошептал муж, целуя меня в губы. Столько времени прошло, а мы никак не можем насладиться обществом друг друга, предпочитая проводить время вместе. Многочисленная родня нас старалась не беспокоить, но сегодня мы впервые соберемся все не в нашем доме в Питере, а в гостях.

Нас пригласила к себе в гости Арина, бывшая папина помощница. Она давно перебралась в Италию, и вот, наконец, после долгой разлуки мы встретимся. Арина с сыном и старшей дочерью приедут немного позже.

Губы Севера снова накрыли мои, заставляя забыть обо всем на свете, и я, подхваченная волной нежности, сквозившей в каждом его прикосновении, растворилась в своих ощущениях. После того, что нам пришлось пережить, мы смотрели на обыденные для всех вещи совершенно иначе. Даже наши объятия больше напоминали тиски. Над нами подтрунивала вся семья, но не обидно, так как все понимали, через что пришлось нам пройти.

— Люблю тебя, — шепнула в любимые губы, смотря, как туманится взор карих глаз.

— А я… больше, гораздо больше, — улыбнулся Северин, касаясь губами моих век. — Саш, чтобы ни случилось…

Договорить он не успел — раздался звонок домофона, отрывая нас друг от друга. Я едва ли не вприпрыжку готова была бежать встречать подругу. Даже выветрились слова мужа о том, что… кстати, что он там хотел сказать?

Мы вырвались в Тоскану всего на несколько недель, пока у Севера был отпуск, а у меня только-только закончилась очередная выставка. Все вдруг решили, что работы талантливой петербургской художницы, восходящей звезды в живописи, нужны, как воздух. Север даже смеялся, что скоро меня не сможет найти среди написанных картин.

— Идем, — потянул за руку муж, обнимая второй рукой за талию. Правда, из-за живота это было сложновато, но он справился. Все время забываю, что стала его любимой «игрушкой», которую он постоянно тискает и обнимает, боясь выпустить хоть на секунду.

Я увидела темноволосую голову Арины, которая только входила на широкий двор террасы. Помахала ей издалека рукой, заметив какую-то заминку за ее спиной. В ту сторону уже поспешил Анатолий, который тоже приехал, жаль один — Лиза не смогла вырваться, у нее начинались вступительные экзамены, где она числилась членом приемной комиссии. Да, моя подруга и бывшая сокурсница осталась преподавать в том же университете, где мы учились.

— Арина, — я буквально подлетела к подруге, вернее, подползла как черепаха, так как двигаться с таким ценным грузом впереди, мне было сложновато. Женщина вела за руку темноволосого голубоглазого мальчика, который был всего на пару месяцев старше нашего Георгия. Малыш Нико шагнул навстречу нашему сыну, с интересом что-то лопоча по-итальянски. Конечно, живое общение гораздо интереснее виртуального, которым иногда баловали их мамы.

Я не сразу обратила внимание, отвлекшись на общение с подругой, которая обнимала меня, восхищаясь моей «красотой, которую только подчеркнула беременность», и пропустила тот момент, когда вокруг воцарилась тишина. Я замерла, глядя на Арину, которая улыбалась с легкой грустью, а затем перевела взгляд на шагавшую к нам старшую дочь Арины.

Она катила впереди себя инвалидное кресло, с сидящим в нем худощавым мужчиной. Рука мгновенно задрожала в поисках опоры, а ноги отказались держать меня. Кто-то подхватил, не давая упасть, а я все