По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

Я заключаю настоящую главу пояснением, почему я принял для северной цепи Нань-Шаня наименование Ци-лянь-Шань.

В «Сан-чжоу-цзи-лё» говорится: на восток от Ша-чжоу (Са-чжоу) за Цзя-юй-гуаном горы вдруг выдвигаются и идут на восток под именем Ци-лянь-Шань; это так называемый южный Тянь-Шань, который доходит до горы На-бао-Шань, а затем и хребта Цзин-ян-лин.

В «Географическом указателе», приложенном к третьему тому «Собрания сведений о народах, обитавших а Средней Азии», о. Иакинфа, мы находим следующие, заимствованные из китайских источников данные о хребте Ци-лянь-Шань: горы эти лежат в Гань-су в 100 ли от г. Гань-чжоу-фу на юго-запад; изобилуют хвойным и разным другим лесом и травами; хунны после потери их пели в песнях: «отняли у нас Ци-лянь-Шань, отняли средства к размножению скота». В другом указателе, приложенном ко второму тому «Истории Тибета и Хухунора», тот же автор пишет: Нань-Шань под именем Ци-лянь-Шань уходит через Гань-чжоу за границу (т. е. на запад); он покрыт здесь вечными снегами.

По объяснению «Мин-и-тун-чжи», р. Чжан-е (Хэй-хэ) прорывается через горы Ци-лянь-Шаня, от таюших снегов которых становится более полноводною[222].

Мне кажется, что эти выдержки устанавливают тот факт, что под именем Ци-лянь-Шаня китайские географы разумели северную цепь Нань-Шаня и что у нас нет причин игнорировать это название. Клапрот так и поступает; его примеру следует и Потье, помещая монастырь Ма-ти-сы у северной подошвы хребта Ци-лянь-Шань[223]. Менее положительно высказывается в этом вопросе Рихтгофен[224], которого, видимо, смущает тот факт, что в китайском сочинении «Цзинь-дин-синь-цзян-чжи-лё», изданном при императоре Цянь-луне, говорится, что наименование Ци-лянь-Шань в древности приурочивалось к Хамийским горам. Но это кажущееся противоречие станет вполне объяснимым, если мы припомним, что в представлении китайцев Тянь-Шань и Нань-Шань составляют звенья одной и той же горной цепи. «Северо-Тяньшаньские горы, – пишет автор Сань-чжоу-цзи-лё, – скрываясь в земле на протяжении более 1000 ли, вдруг выдвигаются за Ша-чжоу и Цзя-юй-гуанем и идут на восток под именем Ци-лянь-Шань; это так называемый Южный Тянь-Шань»[225].

В. А. Обручеву наименование Ци-лянь-Шань было известно, но, ссылаясь на китайские карты, он приурочил его ко второй цепи Нань-Шаня – хребту Северо-Тэтунгскому.

Я не знаю, на какие китайские карты ссылается В. А. Обручев, но должен заметить, что карты, изданные в Китае в XVIII столетии, крайне несовершенно передавая орогидрографические особенности области верховий Эцзин-гола, действительно дают повод думать, что под именем Ци-лянь-Шаня китайцам известен был хребет, ограничивающий с севера долину Да-тун-хэ. Я имел, однако, уже случай заметить, что в китайской географической литературе не содержится других сведений о долине рек Бабо-хэ и Хый-хэ, кроме попавшего в нее не прежде начала XIX столетия довольно смутного указания на существование где-то в пределах Нань-Шаня обширной долины Е-ма-чуань; в эпоху же составления помянутых карт долина эта, по-видимому, даже по слухам не была еще известна китайским географам, которые поэтому и сливали оба хребта в одну горную цепь Ци-лянь-Шань, водораздельную между Да-тун-хэ и Эцзин-голом. Рихтгофен утверждает, что наименование Ци-лянь-Шань сохранено за Нань-Шанем и ныне.

Двумя километрами ниже из-под красной почвы выступили серые скалы глинистого сланца, в которых стекающий с седловины Ляо-ху-ши правый исток р. Ма-шуй-хэ вырыл себе узкое ложе. Сланцевые скалы образовали здесь точно ворота, через которые мы и вступили в сквозное скалистое ущелье, выводящее воды Ма-шуй-хэ на северные склоны Ци-лянь-Шаня, к селению Шан-хо-чэн.

На первых порах ущелье это было узко и мелко, но полутора километрами дальше оно вывело нас к горам, гребень коих засыпан был снегом. Здесь мы вышли из бокового ущелья в главное, более широкое, но вместе с тем и более величественное. Особенно высоки были горы, сопровождающие ущелье р. Ма-шуй-хэ с севера. Относительная их высота едва ли была менее 5000 футов (1524 м), и эта огромная масса голого камня крутыми темно-серыми уступами уходила под облака. Горы с юга были ниже, скалисты только местами, местами же густо одеты травой. Дно ущелья усыпано было галькой, из-под которой лишь в немногих местах выступала темно-серая песчаная почва, поросшая жесткими пучками кипца. Речка, шириной уже около четырех метров, текла по этому дну в капризных извилинах, но заметно прижималась к левому борту ущелья, подмывая здесь террасу из рыхлого конгломерата, сцементированного желто-серой глиной.

Выйдя в главное ущелье, по которому проходила торная дорога к золотым приискам Кака-булан, мы круто повернули сначала на север, затем на восток-северо-восток и, пройдя в этом направлении одиннадцать километров, остановились на ночлег на небольшой лужайке, при новом повороте ущелья к северо-востоку. На всем этом протяжении горы в северном борту ущелья продолжали хранить скалистый и совсем бесплодный характер, слагаясь преимущественно из серых и темно-серых глинистых сланцев и тех же цветов известняков и плотных песчаников, лишь казавшихся местами светло-бурыми от покрывавшей их глинистой корки; справа же непрерывная стена каменных утесов появилась лишь в конце перехода; на пространстве же первых четырех километров, как замечено было выше, скалы сменялись осыпями и луговыми покатостями с очень темной глинистой почвой.

На этих покатостях мы застали диких яков. Они нас, конечно, заметили раньше, едва мы показались в главном ущелье, но не трогались с места до тех пор, пока не отделились в их сторону наши охотники; а затем они рысью побежали вверх, к гребню, и вскоре скрылись за ним. Казаки их не преследовали. Брат же увлекся другой охотой. Он заметил здесь летающих стайками горихвосток (Ruticilla erythrogastra var. sewerzowi Lor. et Menzb.) и дубоносов(Carpodacus rubicilloides Przew.) и дал по ним несколько выстрелов. К сожалению, разыскать в щебне можно было лишь очень немногих.

Несмотря на солнечный день, термометр не поднялся выше 16°С (в тени), ночью же упал до −4°, причем на Ма-шуй-хэ образовались забереги во всех тех местах, где речка текла не особенно бурно.

Едва забрезжилось утро, как на соседнем утесе появилось стадо куку-яманов (Ovis nahura Hodgs.) голов в двести, медленно спускавшееся в ушелье. Казаки поскакали в чем были и под защитой яра террасы попытались приблизиться к ним на меру прямого выстрела. Но это не удалось из-за преждевременного выстрела Ивана Комарова, который, опередив товарищей и прикрываясь рытвиной, успел подняться горой в уровень со стадом. Куку-яманы бросились наутек, провожаемые беспорядочной стрельбой наших охотников, и вскоре скрылись в камнях, где, после долгих поисков, и было подобрано нами два экземпляра этих животных. Несомненно, что, стреляя по столпившемуся на скале стаду, казаки должны были ранить многих, но преследовать их далеко по крутогорью не представлялось на сей раз возможным, так как солнце успело выкатиться из-за гор, становилось поздно, а путь на сегодня, по словам проводника, предстоял нам тяжелый и долгий.