Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер

Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 158 159 160 161 162 163 164 165 166 ... 271
Перейти на страницу:

Ощущая ужасную усталость, она откидывается на подушки. Клара ушла, Агнес теперь чиста и уютно накрыта одеялом. Если бы только сон вновь перенес ее в Обитель Целительной Силы! Почему Святая Сестра оставила ее? Ни промелька, ни новых следов на листках дневника… Во время похорон Генри Агнес все глаза проглядела, ожидая, когда же появится ее ангел-хранитель, — хотя бы вдали, под деревьями, что растут за оградой кладбища. Тщетно. А по ночам, даже если сон начинается самым многообещающим образом, ей никогда не удается продвинуться дальше вокзала железной дороги, — она садится в поезд и ждет, и поезд зловеще подрагивает, но с места не трогается, и никогда не открывающие ртов носильщики прохаживаются вдоль него, точно патрульные, и наконец ей становится до ужаса ясно, что поезд этот ни для какой езды не предназначен, что он и не поезд вовсе, а тюрьма.

— Где ты, сестра? — вскрикивает в темноте Агнес.

— Тут, мэм, рядышком, — несколько мгновений спустя отвечает, чуть приоткрыв дверь, Клара — и отвечает, если, конечно, Агнес не подводит слух, довольно злобно.

— Почта, мистер Рэкхэм, с вашего дозволения, — сообщает на следующее утро не решающаяся войти в кабинет хозяина Летти. В руках она дер

жит серебряный поднос с высокой стопкой конвертов и присланных в знак соболезнования визитных карточек.

— Только конверты белого цвета, Летти, спасибо, — говорит Уильям и, не поднимаясь из-за письменного стола, щелкает пальцами, приглашая служанку войти. — Карточки отнесите миссис Рэкхэм.

— Да, мистер Рэкхэм.

Летти отделяет деловые письма — так сказать, «пшеницу» — от «плевел» с траурной каймой, складывает собранный урожай на свободный уголок заваленного бумагами хозяйского стола и покидает кабинет.

Прежде чем взяться за то, что принес ему этот день, Уильям устало потирает ладонями лицо. Глаза его красны от недосыпа, от горя — он потерял брата, от печали — он причинил боль жене, и… как бы это сказать… от испытания неудобством. А, как теперь знает Уильям, самые большие неудобства доставляет смерть, — если, конечно, не считать супружеских.

Да, разумеется, «„Траурный“ Питер Робинсон» мигом обеспечил дом всем необходимым. Чуть ли не через сутки после того, как Уильям обратился к нему, по почте начали приходить подгоняемые волшебной формулой «срочно: для похорон» ящики с траурным облачением — шляпками, жакетами, шалями et cetera. Но это было только началом, не концом, бесчинной суеты. Едва успев облачиться в черное, слуги засновали по дому, закутывая в креп мебель и все остальное, подвешивая черные шторы, привязывая к звонковым шнурам черные ленты и занимаясь Бог знает чем еще. А выбор гроба — ну существует ли на свете занятие более нелепое…? Перебрать, обставляя дом для Конфетки, пятьдесят разных стоячих вешалок — это одно, но кем нужно быть, чтобы, лишившись брата, перебирать пять сотен разного устройства гробов? «Джентльмен вашего тонкого вкуса, сэр, о коем свидетельствует качество продукции, производимой компанией „Рэкхэм“, мгновенно увидит разницу между „Задумчивым дубом“ и „Возвышенным вязом“…». Стервятники! И почему именно Уильям обязан был предаваться этой оргии бессмысленных трат? Почему взять на себя организацию похорон не мог Генри Калдер Рэкхэм? Дел у старика сейчас, почитай, никаких. И тем не менее: «Все будут смотреть на тебя, Уильям. Я вышел в тираж, и „Рэкхэм“ — это теперь ты». Хитрый старый прохвост! Сначала тиранил и стращал, а теперь, видите ли, подлизывается! И ради чего? — ради того, чтобы именно он, Уильям Рэкхэм, взвалил на себя всю переписку, касающуюся гробов, их обивки, венков, траурных лент и сотен Бог весть каких других мелочей, как будто мало ему своих забот и горестных братских чувств.

А похороны, похороны…! Вот уж на что не пожалел бы он никаких денег, так это на чудотворное зелье, которое без остатка стерло бы из его памяти эту прискорбную церемонию. Весь мрачный спектакль, пустой, никому не нужный ритуал, разыгранный невыносимым доктором Крейном под проливным дождем. И какая же орда лицемерных святош сбежалась на них — во главе с Мак-Лишем, которого Генри при жизни на дух не переносил! По чести сказать, единственный, не считая родных, человек, который имел bonafide[70]право присутствовать на похоронах, это миссис Фокс, но она в это время лежала в больнице. А ведь у могилы столпилось два с лишним десятка скорбящих. Два десятка никому не нужных остолопов и напыщенных истуканов! Всё это представление, все запряженные четверкой кареты с ливрейными лакеями на запятках, все наемные плакальщики et cetera наверняка обойдутся Уильяму, когда он расплатится по счетам, фунтов в сто, самое малое. И чего ради?

Дело вовсе не в том, что ему жалко потраченных на брата денег; Уильям с радостью отдал бы Генри сумму в три раза большую, лишь бы тот купил себе пристойный дом — вместо огненной западни, в которой он погиб. Пpoстo… да будь оно проклято, много ли ему проку от того, что погребение брата обернулось такими хлопотами? И эта мания затягивать всех и вся в черное — какой в ней смысл? Дом Уильяма мрачен теперь, как церковь, — да нет, еще и мрачнее! Прислуга ходит на цыпочках, точно она из одних только ризничих и состоит… язычок дверного колокольчика подвязан, отчего Уильям половины звонков этой чертовой штуковины попросту не слышит… да и все ритуальные действа отдавали папизмом. Нет, право же, скорбную комедию такого пошиба следовало бы оставить католикам — это они воображают, будто подобные глупости способны воскресить человека из мертвых!

«Вспоминаемый с нежностью всеми, кому выпало счастье знать его, — мир потерял то, что обрели Небеса» — такую надпись придумал Уильям, не без помощи каменотеса, для надгробия Генри. Люди, пришедшие на похороны, вытягивали шеи, чтобы ее прочитать, — думали, наверное, что брат мог бы принести брату и лучшую дань уважения? Чувства, когда они облекаются в холодные, жесткие буквы — самые холодные и самые жесткие, какие только можно вообразить, — обретают вид совершенно иной.

Уильям берет со стола пришедшие этим утром письма, перебирает их, вглядываясь в стоящие на конвертах имена и названия: «Стекольное дело Клайберна»; «Р. Т. Арберрик, Изготовл. ящиков, клетей и проч.»; «Грин-хэм и Ботт, солиситоры»; «Гринхэм и Ботт, солиситоры»; Генри Рэкхэм (Старший); «Общество распространения всеобщего просвещения»; Дж. Панки, эскв.; «Таттл и Сын, Спасение имущества».

Этот конверт Уильям вскрывает первым и обнаруживает в нем восемь сложенных вдвое листков, украшенных, каждый, печатной шапкой: «ТАТТЛ И СЫН, СПАСЕНИЕ ИМУЩЕСТВА». На первом из листков значится:

Досточтимый мистер Рэкхэм!

При сем прилагается опись вещей, спасенных 21 сентября 1815 года из дома П по Горем-Плейс, Ноттинг-Хилл, после того, как дом этот был частично уничтожен пожаром. Относительно вещей, в настоящую опись не включенных, должно полагать, что они либо сгорели, либо были похищены нечистоплотными лицами, оказавшимися на месте пожара до появления представителей компании «Таттл и Сын».

КАТЕГОРИЯ 1: ВЕЩИ ПОЛНОСТЬЮ ИЛИ ЧАСТИЧНО НЕПОВРЕЖДЕННЫЕ

1 ... 158 159 160 161 162 163 164 165 166 ... 271
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?