Штрафбат. Наказание, искупление (Военно-историческая быль) - Александр Пыльцын

Вот и перейдем вначале к моим костромским встречам.

О второй встрече с Семеном Михайловичем Буденным, которая случилась в конце 50-х годов прошлого века в Костроме, где я проходил службу заместителем по технической части командира 105-й гвардейской Венской воздушно-десантной дивизии, как и о третьей, я уже рассказал. Но Кострома подарила мне еще встречу с героическим защитником Брестской крепости, Героем Советского Союза Петром Михайловичем Гавриловым и с Николаем Николаевичем Скатовым, известным литературоведом-пушкинистом, тогда еще молодым, подающим надежды аспирантом.

Вначале о встрече с героем Бреста Гавриловым. Это было летом 1958 года в Костроме. К нам в военный городок десантной дивизии приехал первый секретарь Костромского горкома КПСС Лещев Иван Григорьевич, сын которого служил в нашей дивизии. Партийный руководитель города был частым гостем у нас и оказывал заметную помощь дивизии, особенно в стройматериалах. В этот раз он позвонил и сказал, что хочет встретиться именно со мной, заместителем комдива по технической части. Меня несколько насторожило такое желание Лещева, но все прояснилось, когда с ним приехал Герой Советского Союза, представившийся просто: «Гаврилов Петр Михайлович. Хочу посмотреть, как служит мой племянник».

Оказывается, его племянник служит в автошколе дивизии, находившейся непосредственно в моем подчинении. А сам Петр Михайлович, ныне полковник в отставке, оказался в прошлом майором Гавриловым, который в 1941 году возглавлял героическое сопротивление Брестской крепости. Как известно, даже фашисты вынуждены были признать мужество и стойкость ее защитников.

Вот только одна фраза из доклада командующего 4-й немецкой армией генерал-фельдмаршала фон Клюге: «Враг защищается упорно и ожесточенно. Русские отвергли все предложения о капитуляции… Сражались до последней минуты и до последнего человека». Этим последним человеком и был майор Гаврилов Петр Михайлович. И его, уже единственного из живых защитников крепости, израненного, обессиленного, почти в бессознательном состоянии, немцам удалось наконец взять в плен. Ко времени нашей встречи в Костроме это был пожилой мужчина, на лице которого отпечаталось полной мерой доставшегося ему лиха, о котором после встречи со своим племянником он, человек не многословный, поведал, хотя и очень кратко.

Герой Советского Союза Гаврилов П. М.

В 1956 году вышла книга Сергея Сергеевича Смирнова о героических защитниках Брестской крепости. Петру Михайловичу Гаврилову, выжившему в немецком плену, восстановленному в офицерском чине полковника Красной Армии и уже уволенному в запас, почти через 12 лет после окончания войны было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Иногда честные писатели помогают восстанавливать истинную правду

Рассказывал тогда нам Петр Михайлович о своих злоключениях как-то нехотя, и о пережитом за почти четыре года фашистского плена, и о непросто складывавшейся судьбе его потом, когда наконец он был освобожден из фашистской неволи. Поведал он, правда не очень подробно, и о том, как после длительной, не всегда уважительной проверки уже нашими органами в «сибирской ссылке», ему все-таки поверили и возвратили в офицерские кадры Красной Армии, минуя почти неизбежный по тому времени штрафбат, которые существовали на дальневосточных фронтах и после победного мая 45-го, до конца войны с Японией. Назначили его тогда начальником лагеря военнопленных японцев. Дескать, с учетом «приобретенного опыта».

Известность подвигу бессмертного гарнизона только в 1956 году придала книга Сергея Сергеевича Смирнова о героических защитниках Брестской крепости. Еще раз подчеркну, что честные исследования писателей, как видно из изложенного, играют большую роль в восстановлении правды.

Но тогда, еще в июле 1944 года, когда мы, штрафбатовцы, совместно с полком 38-й гвардейской стрелковой дивизии из последних сил западнее Бреста, на польской территории сдерживали рвущиеся из Брестского кольца превосходящие силы противника, о геройском подвиге защитников Брестской крепости никаких подробностей еще не знали, а только слышали от некоторых наших бойцов-штрафников, бывших офицеров с довоенным стажем воинской службы, о долгом сопротивлении врагу гарнизона Брестской крепости.

По существовавшим в то время строжайшим правилам, штрафбатам не дозволялось входить в города, за которые воевали и которые они освобождали. Например, принимая самое непосредственное участие в освобождении Гомеля, Рогачева, многих других городов и до Белорусских земель, и после, нам не было позволено вступать в них как освободителям, обставляя это либо отводом на другие участки боевых действий, либо даже выводом из боя. Также и в городе Брест, и в самой крепости после их освобождения нам не довелось побывать. Правда, в этом случае еще и потому, что на момент освобождения Бреста мы оказались значительно западнее его. А узнать малоизвестные подробности защиты и освобождения Бреста и его героической крепости, увидеть самого стойкого ее защитника-героя Гаврилова Петра Михайловича довелось мне так далеко от белорусского Бреста, в старинной русской Костроме.

А увидеть саму героическую крепость мне удалось только через 60 лет на юбилейных празднованиях освобождения Бреста в 2004 году. С тех пор мы постоянно поддерживаем контакты, и я дарю музею «Брестская крепость-герой» каждую из выходящих в свет моих книг.

Однако в Костроме во время службы в ВДВ мне посчастливилось встретить и человека, тогда еще совсем не мировую знаменитость, а просто симпатичного, обаятельного и очень авторитетного преподавателя местного пединститута, только что окончившего аспирантуру и защитившего кандидатскую диссертацию в Москве. Это был высокий молодой человек лет 25 или чуть больше, «очкарик», стеснявшийся фотографироваться в очках, стройный, с высоким лбом и густой шевелюрой. Его глаза с легким прищуром как бы внимательно вглядывались во все, на что он направлял свой взгляд, словно изучая даже лицо собеседника. Молодой человек в своей поразительно легкой общительности как-то необычно сочетал спокойствие и серьезность с открытой, обезоруживающей улыбчивостью. Им оказался Николай Скатов, которого я, со своей тогдашней возрастной ступени (мне, полковнику, в ту пору шел аж 34-й год!), позволял себе называть Колей.

Однажды он познакомил нас со своей очень симпатичной и веселой невестой Руфой. Забегая вперед, скажу, что вскоре они стали супругами и до сего времени неразлучны.

Николай Скатов, молодой ученый Костромского пединститута, 1956 г.

Мои десантные дела, вылеты и выезды на учения не давали времени на очень частые встречи, но это как-то даже укрепляло нашу дружбу. Когда же зигзаги военной службы увели меня далеко от Костромы, вначале на Западную Украину, а затем еще дальше — на самый Дальний Восток, в Уссурийск, наши контакты стали очень редкими.