Штрафбат. Наказание, искупление (Военно-историческая быль) - Александр Пыльцын

Честно говоря, я был несколько удивлен, что звание Героя Советского Союза Павлу Алексеевичу не было присвоено во время войны, а получил он его только к 20-й годовщине Победы. Не шлейф ли довоенного клеветнического «обвинения» тому виной? Не вошла ли в жизнь прославленного маршала та самая категория несоответствия «преступления и наказания»? Может, мое, все реже возникавшее у меня, чувство чем-то наказанного за провинности предков, проектировалось и на других в похожих ситуациях?

Главный маршал бронетанковых войск, доктор военных наук, профессор, бывший начальник Военной академии бронетанковых войск, автор многих трудов по использованию танковых войск в боях и операциях, Герой Советского Союза, Павел Алексеевич Ротмистров умер в Москве в 1982 году.

Более успешная, чем с маршалом Ротмистровым, на той же лейпцигской дороге, была встреча с Маршалом Советского Союза Буденным Семеном Михайловичем, народным героем Страны Советов. Тогда он еще не был Героем Советского Союза, приезжал на открытие первой послевоенной международной Лейпцигской ярмарки, которая в мае 1946 года при поддержке советской администрации открыла свои ворота.

Это потом, уже в 1963 и 1968 годах, ему дважды присваивалось это высокое звание. Встреча произошла в точно назначенном месте и близко к условленному времени, так что ждать мне маршала на этом месте пришлось не более 10–15 минут. За машиной маршала следовали еще четыре или пять легковых автомобилей. Семен Михайлович подозвал меня к своей машине, указал мне на свободное место рядом с водителем, тоже майором, как и я, и приказал ему следовать туда, куда я буду указывать. Лейпциг я уже знал неплохо, поэтому ориентировался в нем достаточно свободно. По дороге маршал расспросил и о семье, и о моей войне. Я не скрыл от него и службу в штрафбате, которую тогда не было принято афишировать, на что он будто не обратил внимания, во всяком случае, по этому поводу не задал ни одного уточняющего вопроса, видимо, щадя мои обязательства не распространяться об этих необычных формированиях военного времени.

Маршал Советского Союза Буденный С. М.,1946 г.

Я должен был доставить всю эту вереницу машин прямо на ярмарку Все было удачно, даже на выставке ко времени прибытия маршала был выставлен от батальона охраны почетный караул, который возглавлял командир роты нашего батальона охраны, красавец цыганских кровей, старший лейтенант Бадер, щеголеватый офицер, мастерски владевший строевыми приемами. Семен Михайлович принял его рапорт, потом поздоровался с комендантом, полковником Борисовым, и его окружением, а затем обернулся. Увидев меня, поманил к себе пальцем и как-то особенно тепло, по-отечески поблагодарил, пожал мне руку и пожелал успехов в дальнейшей службе на долгие годы. Забегая на более чем десяток лет вперед, расскажу сразу и о других встречах с этим прославленным маршалом.

Одна из них произошла в конце 50-х годов прошлого века в Костроме, где я проходил службу заместителем по технической части командира 105-й гвардейской Венской Краснознаменной воздушно-десантной дивизии. Туда я был переведен после расформирования 8-го гвардейского воздушно-десантного корпуса, штаб которого размещался в древнем белорусском Полоцке, на берегу Двины.

Поскольку в Костроме по должности я состоял в числе шефов местной организации ДОСААФ, то во всякого рода «досаафовских» мероприятиях городского и областного масштаба принимал участие. В 1958 году на областную отчетно-выборную конференцию, был приглашен и маршал Буденный, курировавший в те годы Всесоюзную организацию ДОСААФ. К тому времени ему уже было присвоено звание Героя Советского Союза. Приехал Семен Михайлович утренним поездом, дав накануне в штаб дивизии по 3АС (засекречивающая аппаратура связи) телеграмму: «Почетный караул не выставлять». (А для встреч маршалов такая процедура была предусмотрена армейскими уставами.) Начальник костромского гарнизона, наш комдив, генерал Симонов Михаил Егорович решил для встречи Маршала Советского Союза тогда выставить своеобразный офицерский «караул» из одних полковников. Только в управлении дивизии нас набралось семь полковников, да еще два командира парашютно-десантных полка, среди которых — Герой Советского Союза полковник Юдин. Так что вместе с генералом-комдивом нас на вокзале оказалась группа из 10 одетых в парадную форму, достаточно рослых военных. Да еще руководители обкома, горкома и соответствующих исполкомов, примерно в таком же количестве, прибыли на вокзал. Так что и без почетного караула встречающих набралось внушительное количество.

Платформы на уровне пола вагона на перроне в Костроме не было, и маршал, несмотря на свой уже довольно солидный возраст, проворно спустился из вагона по ступенькам. Несколько удивившись такой многочисленной группе, выстроившейся напротив вагона, в ответ на приветственные речи генерала и секретаря обкома заметил: «Ну и перехитрил ты меня, генерал, таким караулом!» Проходя вдоль «полковнического» строя и пожимая каждому руку, говорил какие-то добрые слова, вроде «успехов вам в службе!». Когда очередь дошла до меня, он, сказав примерно те же слова и отходя к другому офицеру, вдруг, словно запнувшись, остановился, снова повернулся ко мне и, прищурив свои добрые, под густыми бровями, глаза, как бы про себя сказал: «А с тобой, молодой полковник, я кажется, где-то встречался раньше». Я был поражен! Ведь с той, лейпцигской, практически мимолетной встречи прошло больше десятка лет! Но успел в ответ выпалить: «Так точно, в Лейпциге в 1946 году, товарищ Маршал Советского Союза!» Семен Михайлович улыбнулся в свои знаменитые, ставшие еще более пышными, хотя и не такие уже смоляно-черные, как тогда, усы и пошел дальше, вдоль нашего строя, и к группе гражданских представителей местной власти.

Открытие конференции состоялось в тот же день в 12 часов в областном театре имени А. Н. Островского. Мы все уже собрались, и буквально за одну минуту до открытия в зал вошел маршал Буденный в сопровождении секретаря горкома КПСС И. Г. Лещева и руководителей области и города. Уселись за длинным столом на сцене все, кому там надлежало быть. Я оказался недалеко от маршала, который, увидев меня, приветливо кивнул и так же, как на вокзале, улыбнулся, но ничего не сказал. Я бы все равно ничего не услышал из-за бурных аплодисментов, которыми переполненный зал стоя встретил легендарного маршала. Когда наконец, по просьбе самого Семена Михайловича, зал утих, а все, в том числе и президиум, уселись и конференция начала работу, маршал через сидящего с ним рядом комдива Симонова передал мне, чтобы я подошел к нему в конце дня после конференции.

Но так случилось, что не суждено было продолжиться тогда нашим контактам. Я вдруг почувствовал все усиливающиеся боли в правой части живота и ощущение все разрастающегося жара во всем теле. Едва дождавшись перерыва, выходя из зала, подошел к своему комдиву, доложил ему о необходимости уехать в медсанбат для выяснения. Тот сказал мне, чтобы я взял его машину, стоящую около театра, и срочно ехал туда, а маршалу, если я к концу дня не вернусь, он доложит, как нужно. Как определили медики, у меня случился гнойный аппендицит «на грани перфорации», и буквально через час я уже лежал на операционном столе под ножом командира медсанбата майора медслужбы Ашихмана. Попросил его срочно сообщить комдиву о случившемся. Так и не получилось у нас разговора с маршалом, который, как я предполагал, мог быть очень интересным.