Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах - Валентин Рунов

Тем не менее, к девяти часам автомобиль для Духонина и его жены был найден. Николай Николаевич почти поддался на уговоры Станкевича и согласился уехать. Но вмешался Дитерикс, который предложил на всякий непредвиденный случай связаться со штабом Румынского фронта и временно передать Верховное командование генералу Щербачеву.

– Если вы не сделаете официально и сами, не дай бог, погибнете или окажетесь в плену большевиков, не назначив преемника, войска останутся без Верховного руководства, что усилит анархию и ускорит развал фронта, – убеждал он. – Кроме того, покидая Могилев, необходимо позаботиться о преданных вам ударных частях и решить судьбу быховских узников.

Аргументы оказались вескими. Духонин передал автомобиль в распоряжение Станкевича, который с группой чинов Ставки тут же покинул город. Сам он вернулся в свой кабинет и попытался связаться со штабом Румынского фронта. Ему это так и не удалось. Тогда он направил телеграмму в Быхов с приказом немедленно освободить из-под стражи генералов Корнилова, Деникина, Лукомского, Романовского и других. После этого он вызвал к себе командиров ударных частей и, разъяснив обстановку, приказал немедленно покинуть город, рекомендуя пробираться на Дон к Каледину.

– Но, господин генерал, большевики не пропустят наши эшелоны, – попытался возражать полковник Янкевский. – Кроме того, если уж уходить, то всем вместе. Мы не можем уйти, оставив вас здесь.

– Наоборот, полковник, это единственный аргумент, который поможет вам беспрепятственно покинуть город, – вздохнул Духонин. – Как вы не поймете той простой вещи, что Крыленко сюда едет с целью захвата Ставки в моем лице. Ради этого большевики дадут вам «зеленую улицу» куда угодно. А за заботу обо мне – спасибо. Но не стоит терять времени. Каждая минута дорога.

После ухода ударников Николай Николаевич попросил телефонистку соединить его с гостиничным номером Бонч-Бруевича.

– Михаил Дмитриевич, следуя вашему совету, я решил выслать из города ударные части, но боюсь, что их не пропустят комитетчики, и тогда бой на подступах к Могилеву будет неизбежен, – сообщил он. На другом конце провода некоторое время молчали. Создалось впечатление, что Бонч-Бруевич, прикрыв трубку, советуется с кем-то находившимся рядом. Духонин рассчитывал именно на это. Наконец в трубке послышался голос абонента.

– И хорошо сделали, Николай Николаевич. Мне кажется, что Крыленко так же, как и вы, не желает кровопролития и прикажет пропустить эшелоны беспрепятственно. Но до меня дошли слухи, что вы распорядились выпустить из-под стражи быховских арестантов. Это правда?

– Да, я это сделал, и по той же причине, стремясь избежать кровопролития, – слукавил Духонин.

– Зачем вы это сделали? – возмутился собеседник. – Вы и так уже окружены ненавистью солдат. Быховские узники ушли бы из тюрьмы и без вас. Ведь их никто толком не охранял, а хозяином в городе являлся сам Лавр Георгиевич. Но выпускать их – это значит самому лезть под топор. Зачем вам нужна эта лишняя ответственность?

– Ничего уже не поделаешь, что сделано, то сделано, – констатировал Николай Николаевич и повесил трубку. Это был последний разговор двух старых знакомых, двух русских генералов, по-разному понимавших свой долг в критические минуты истории. После него Бонч-Бруевич, что называется, «лег на дно» в гостиничном номере, дожидаясь смены власти с уверенностью, что для него лично это не обернется трагедией.

Так оно и случилось. Михаил Дмитриевич, приняв советскую власть, был назначен начальником штаба Крыленко, затем возглавлял полевой штаб РККА, сражавшийся с белогвардейцами. После окончания Гражданской войны он долгие годы занимался преподавательской деятельностью и умер в 1956 году в возрасте 86 лет.

Духонин избрал другой путь. Подобно капитану тонущего корабля, он до конца оставался на его мостике, руководя спасением команды и наверняка зная, что для него найдется место в переполненных шлюпках. Единственным утешением ему в столь трудное время стало известие о том, что эшелоны с ударниками благополучно покинули город.

Работа полкового комитета.

Через час в Могилев вошли эшелоны Крыленко. Революционные солдаты и матросы, высыпав из вагонов и построившись в колонны, под гулкие звуки привезенного с собой духового оркестра направились в расположение Ставки. Опережая их, туда же на грузовике, услужливо предоставленном местным комитетом, направилась особая группа матросов, имевшая задачу арестовать Духонина и чинов его штаба. Однако осуществить этот план им не удалось.

Николай Николаевич решил не оставаться в пустом здании Ставки, где он мог стать легкой жертвой солдатского самосуда. Переодевшись в гражданское платье, он приехал на станцию и сам явился к коменданту поезда большевистского главковерха бывшему матросу Гвардейского экипажа Приходько. Тот, явно не готовый к такой встрече, растерялся и пригласил Духонина в вагон, где предложил подождать Крыленко, отъехавшего в город.

Прошло около получаса. Весть о том, что Духонин находится в вагоне Крыленко, непонятным образом распространилась среди солдат и матросов, находившихся на вокзале. Вскоре у вагона начала собираться толпа вооруженных людей, многие из которых уже успели посетить кладовые станционного буфета. Никакого руководства над ними не было, все настойчивее они требовали, чтобы генерал вышел из вагона и «предстал перед революционным народом». И только появление Крыленко на некоторое время охладило их пыл.

Николай Николаевич представился «красному» главковерху.

– Я готов передать вам оперативные документы и письменный доклад о положении дел на фронтах в любое удобное для вас время, но прежде всего хочу, как русский человек другому русскому человеку, высказать некоторые соображения относительно ряда политических вопросов… – начал было он, но осекся, видя, что Крыленко его не слушает.

У вагона вновь собралась толпа, причем значительно больших размеров, чем в первый раз. Особенно много в ней было матросов, преимущественно выпивших и агрессивных. Некоторым из них удалось, оттеснив часового, проникнуть в вагон. Крыленко попытался лично их остановить, но был бесцеремонно отброшен в сторону и прижат к стене. Ситуация полностью вышла из-под контроля.

Духонин, наблюдавший за происходящим, понял, что дальше отсиживаться в вагоне бессмысленно. Он решился на последний, крайне рискованный шаг – попытаться лично успокоить толпу. Николай Николаевич застегнул пальто на все пуговицы, пригладил волосы и направился к выходу со словами: «Пропустите, я генерал Духонин».

Появление генерала в тамбуре было столь неожиданным для столпившихся там матросов, что они расступились и пропустили его к двери. Николай Николаевич встал на верхнюю ступеньку вагона, поднял руку и хриплым от волнения, но достаточно громким голосом объявил:

– Вы хотели видеть генерала Духонина, я перед вами. Я пришел сюда сам, чтобы…