Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров - Сергей Анатольевич Смирнов

два мгновения достиг той сердцевины, где оставалось одно неживое место - голые мраморные плиты, предназначенные для последнего шага коня и остановки шейха, которая должна была свидетельствовать об окончании обряда.

Я лег прямо на это место - лицом вверх, в отличие от всех джибавиев. Я увидел полное звезд небо, которое тут же затмилось тяжестью огромного тела. Я увидел лицо дервиша: его мудрые глаза, его полную благости и добродушия улыбку, освещенную багровым светом факелов. И вот я увидел огромное копыто коня, украшенное зловещей железной "омегой".

И тогда я вдруг вспомнил святого отца Угуччоне Лунго и сделал то, что он советовал делать в таких случаях: я призвал того Бога, Которого знал по имени, как простого смертного.

И страшная тяжесть, обрушившаяся на мою грудь, словно бы проломила не только мои ребра, хребет, и всю насквозь мою жизнь, но даже мраморные плиты подо мною. И я рухнул вниз, в бездонный колодец забытья.

Свиток 7.

СВИТОК СЕДЬМОЙ. НЕВЕДОМОЕ МЕСТО

Неизвестное время

Свет солнца, появившегося из-за горных вершин, так нестерпимо слепил глаза, что я не только опустил веки, но еще и невольно загородил их рукою.

"Вот еще одно затмение", - безо всякой грусти подумал я, с легкой и ничем не объяснимой радостью вдыхая прохладный утренний эфир.

-Какое доброе утро,- раздался позади меня тихий старческий голос, который я не мог не узнать.

-Здравствуй, ведающий все пути,- сказал я, повернувшись спиной к востоку и смело позволив глазам увидеть то, что им видеть было по силам.

Как обычно старый дервиш сидел в десяти шагах от реки, рядом с маленьким, едва теплившимся дорожным камельком и своим медным чайником, блестящий бок которого, как мог, подражал солнцу.

-Здравствуй, славный истребитель драконов,- отвечал шейх джибавиев.

Он сидел неподвижно, плотно закутавшись в свой священный плащ, и, говоря со мною, казалось, продолжал дремать.

-Я исходил весь свет, но нигде так и не пригодилось мое ремесло,- заметил я.

-Как знать,- отвечал старец, так и не поднимая на меня глаз.- Может статься, только потому что ты, мой храбрый эмир тысячи дорог, научился побеждать драконов, они и не появились на земле. Обычно в своем небытие они обладают прекрасным чутьем того, можно ли безнаказанно проявлять свою силу или пора еще не настала.

-Ты всегда говорил загадками, глас мудрости,- не сдерживая своего недовольства, изрек я.- Ключи к дюжине замков мне удалось найти самому. Но сегодня я пришел к тебе, визирь горы альДжуди, за ключом, который принадлежит мне по праву и который ты хранил бережней всех прочих, за что и возношу тебе самую искреннюю благодарность.

-Ты пришел за именем,- промолвил дервиш таким голосом, каким более не задают никаких загадок.- Чтобы снять этот ключ со связки, придется долго и внимательно перебирать все остальные. Я думаю, что у меня хватит сил сделать это, если ты поможешь мне, мой настойчивый следопыт Истины. Дай мне питья.

Немедля я подошел к дорожному камельку странника, испускавшему едва приметный дымок, налил в плошку из медного чайника горячего настоя каких-то душистых трав и поднес питье старцу.

Только теперь я заметил, что цвет его лица ничуть не живее окружавшей нас каменистой земли, а щеки так иссохли, что обтягивали скулы, подобно пергаменту.

-Тебе плохо, Учитель?- с сокрушенным сердцем спросил я.

Дервиш с трудом улыбнулся, словно боясь, что пергамент на скулах может порваться, и сказал:

-Ко мне такой вопрос не может теперь относиться. Его следует задавать разным частям и составам по отдельности - душе или телу, печени или желудку. Наступает день, когда все части должны разъединиться, чтобы вскоре соединиться вновь в единстве стихий - земли и воды, воздуха и огня. С каждым мгновением число отдельных частей в моей разъединяющейся целостности становится все больше, и задавать вопросы каждой из них означает потерять слишком много времени, все еще драгоценного для тебя, мой славный ловец звезд на утреннем небе. Итак, вернись к тому, за чем ты пришел. Ищи только там, где светлее. Вопрос, с которого надо начать: кто был настоящим отцом Умара ибн Хамдана альАзри. Задай его мне - и ты попадешь прямо в цель.

Руки дервиша были так слабы, что я помог ему поднести плошку к губам. Когда он осилил пару глотков и дал мне понять, что можно оставить плошку, я сел рядом с ним на землю и спросил:

-Кто же был настоящим отцом Умара ибн Хамдана альАзри?

Дервиш снова ласково улыбнулся и тихо ответил:

-"Молчащий последователь", доблестный франкский воин Рубур.

-Робер де Ту?!- вскричал я, едва не лишившись чувств.

-Так именовался он у франков,- подтвердил дервиш.

-Как же это могло случиться?- не в силах привести свои мысли в порядок после такого ужасного вихря, вымолвил я.

-Разве так трудно догадаться?- с некой тенью удивления сказал дервиш.- Множество вещих снов дается человеку, лишенному памяти. За полтора десятка лет до похода на столицу греков Рубур был пленником Салах адДина. Он пришел завоевать Палестину вместе с тремя королями полуночных стран. В отличие от королей, ему удалось достичь Иерусалима, но местом его пребывания стала не крепость, некогда воздвигнутая его предшественниками на развалинах Соломонова Храма, а темница альБаррак.

-И вскоре в той темнице, согласно вашему замыслу, появилась красавицааравийка,- не утерпев, продолжил я рассказ дервиша.- Вполне вероятно, что она была глухонемой, и также вполне вероятно, что она носила имя Гюйгуль.

-Не совсем в темнице и не совсем уж по нашему замыслу,- отвечал шейх джибавиев,- но в остальном ты, меткий истребитель теней, с лихвой покрыл свою былую недогадливость. Теперь ты увидел необычайное древо твоего рода. Возьми палочку и начерти на земле расположение всех ветвей и плодов. Тогда твоим глазам откроется еще более удивительное чудо.

Я последовал указанию старца и, вычертив на земле родовой узор, различил скорее не древо, а цитадель:

-Итак, у пяти потомков по мужской линии,- продолжал дервиш,- также всего пять потомков. Для полного соответствия с изначальным планом твоя сестра, мой юный погонщик замыслов, должна была родиться мальчиком, однако, по всей видимости, невольница Гюйгуль чемто очень напоминала отважному Милону его собственную мать. Тот франк в черном плаще, с которым ты имел беседу на Родосе, недалек от истины: даже рабом, несущим носилки своего господина, могут, двигать вовсе не те причины и силы, которые можно заметить при первом взгляде. Теперь я открою тебе, зодчий вещих сновидений, одну тайну: главных рычагов в этом механизме тоже пять, причем два