Завет воды - Абрахам Вергезе

несчастного паренька с детским лицом, адамово яблоко у него торчит так сильно, что кажется, будто бедолага проглотил кокосовый орех. Густые волнистые волосы падают ему на глаза, и парень инстинктивно откидывает голову движением, которое выглядит высокомерным.

— Имя? — требовательно вопрошает Гаргульямурти.

— Чиннасвами Аркот Гаджапати, — уверенно и невозмутимо отвечает студент.

Мариамма впечатлена — на его месте она онемела бы от ужаса.

— Чинн-а! — Гаргулья забавляется, обнажив длинные желтые зубы. — Аркот Гаджапати-а? — Гаргулья подмигивает остальным студентам, требуя, чтобы те вслед за ним сочли имя забавным. И они, как Иуды, угодливо кивают. — Ладно, мне нет дела до того, кто вы такой. Но, Чинна, спрашиваю еще раз: Ктоооо ваааш учитеель?

— Сэр… вы наш учитель? Профессор…

— НЕВЕРНО!

Пальцы крепче сжимаются на руке Чинны хваткой, достойной питона.

— Чинна? — произносит он, но обводит взглядом студенческое стадо, не обращая внимания на бедолагу. — Вы, случайно, не заметили слова над дверями, когда впервые входили сюда?

— Сэр… да, что-то такое заметил.

— Что-то, аах? — Гаргульямурти прикидывается раздосадованным.

— Это было на другом языке, сэр. Поэтому я… не обратил внимания… — Чинна в панике пытается исправиться: — Я подумал, там написано «ма́кку»… или вроде того.

Студенты ахают. «Макку» означает дурак. Болван.

— Макку? — Кустистые брови сходятся, как грозовые тучи. Короткая шея вжимается в плечи. Глаза сверлят Чинну. — Макку — это вы. А другой язык — это латынь, макку! — Гаргульямурти берет себя в руки. Набирает воздуху в легкие. И орет: — Там написано MORTUI VIVOS DOCENT! Это означает «Мертвые научат живых»!

Он волочет Чинну к ближайшему столу, сбрасывает резиновую пеленку, демонстрируя то, чего они так боялись. Вот оно… Неподвижное бревно, окаменевший кожаный объект в форме женщины, но лицо — плоское как блин — трудно признать человеческим. Анита, соседка по комнате, скулит и приваливается к Мариамме. Вчера ночью, тоскуя по дому, Анита спросила, можно ли сдвинуть их койки вместе, и, не дожидаясь ответа, прижалась к Мариамме точно так же, как сама Мариамма прижималась к Ханне, или Большой Аммачи, или к Анне-чедети. И обе крепко уснули.

Гаргульямурти вкладывает руку Чинны в ладонь трупа, как священник, соединяющий жениха и невесту.

— Вот, макку, твой учитель! — Улыбка прорезает кошмарные черты Гаргульямурти. — Чинна, обменяйся дружеским рукопожатием со своим профессором! Мертвые научат живых. Не я здесь учитель. Она.

Чинна с готовностью трясет руку своего нового наставника, явно предпочитая ее Гаргульямурти.

Мариамма и пять ее товарищей по изучению анатомии рассаживаются, как стервятники, на табуретках вокруг стола со «своим» трупом. Каждому выдали собственную «костяную коробку» — длинный прямоугольный картонный ящик, — которую можно забрать домой. В ней лежит череп, части которого склеены, свод черепа открывается, как крышка чайника, а нижняя челюсть закреплена на шарнирах; позвонки, соединенные проволокой, зацепленной за невральную дугу, образуют ожерелье; одна височная кость; несколько произвольно выбранных ребер; половина таза с бедренной, берцовой и малоберцовой костью с той же стороны; один крестец; одна лопатка с соответствующими плечевой, лучевой и локтевой костями; одна кисть руки и стопа, собранные на проволочках, и свободные кости запястья и предплюсны в двух маленьких тканевых мешочках.

Гаргульямурти ставит Чинну в «анатомическую позицию»: руки по бокам ладонями вперед, немножко похоже на «витрувианского человека» Да Винчи.

— Мы подвижные гибкие существа, — говорит профессор. — Но в целях анатомического описания мы должны договориться, что тело зафиксировано в такой позе, как у Чинны, понятно? Только тогда можно описать части тела относительно их положения по отношению к другим частям.

Он вращает Чинну и накладывает лопатку на лопатку Чинны. Потом объясняет, что такое медиальная (ближе к средней линии), латеральная (удаленная от средней линии), верхняя и нижняя (или краниальная и каудальная), передняя и задняя (или вентральная и дорсальная) стороны. Все, что ближе к центру или ближе к точке крепления, является «проксимальным» (так, например, колено проксимальнее лодыжки), а то, что дальше, является «дистальным» (лодыжка дистальнее колена). Для начала нужно освоить этот базовый словарь. Накануне на рынке Мур старый приятель ее отца, букинист Джанакирам, подарил ей подержанный экземпляр нового издания «Грэя».

— Зубри, ма![228] — сказал Джанакирам. — «Запоминание и повторение» — вот твоя мантра!

Листая страницы, она услышала, как звучит эта мантра, отраженная в дотошных подчеркиваниях и пометках на полях, оставленных предыдущим владельцем, — дорожные знакаи, указывающие ей путь. «Анатомия Грэя» была ей знакома. В старших классах школы, уже нацелившись на медицину, она часами сидела с маминым экземпляром «Грэя». Это было старинное издание, хотя иллюстрации по большей части такие же. Анатомия человека не изменилась, изменилась терминология. Слава богу, ушли латинские названия, arteria iliaca communis теперь просто «общая подвздошная артерия». Иллюстрации в «Грэе» завораживали ее, и не только потому, что, должно быть, были полезны матери. У нее не было маминого художественного таланта, но она случайно обнаружила свои собственные способности. Внимательно посмотрев на иллюстрацию, Мариамма могла закрыть книгу и в точности (пускай и не слишком художественно) воспроизвести картинку, полностью по памяти. Она думала, что в этом нет ничего особенного, но изумленный отец заверил, что это подлинный дар. Если так, то ее даром была способность переводить двухмерные фигуры на листе бумаги в трехмерные образы в голове. А затем, как ребенок, складывающий кубики, она воспроизводила фигуру, двигаясь от внутренних слоев к внешним, пока не получала целое. Это было развлечение, салонный трюк. А теперь ей нужно будет знать название каждой части и запомнить страницы текста, сопровождающие каждую из фигур.

Два часа спустя они спешат, все сто два человека, в лекционный зал на другом конце Красного форта. Как и в колледже, женщины занимают несколько первых рядов в аудитории. Парни заполняют ряды над ними. Со стен сверху на них глядят бывшие деканы факультета анатомии — ДФА, — все без исключения белые европейцы, усатые, лысые, хмурые и мертвые, но увековеченные в этих портретах.

Тихо входит доктор Каупер, чисто выбритый парс, первый и единственный индийский ДФА, назначенный на эту должность после обретения независимости. Каупер изящного телосложения, с тонкими, приятными чертами лица. Когда в конце концов его портрет окажется на стене, он будет единственным