Домоводительство Господне. Том 1 - Якоб Лорбер

16. Бог дал людям два глаза, предназначенных для созерцания внешних вещей, однако человек двумя глазами видит не больше, чем одним. И все же два глаза взаимно облегчают друг другу работу зрения. Также Бог дал людям два уха, чтобы они могли слышать голос внешнего мира, однако никто не в состоянии услышать этими двумя ушами больше, чем одним, и одно ухо лишь оказывает поддержку другому. Так же обстоит и с обонянием. Одно помогает другому. Однако Бог дал людям только один вкус и одно осязание, дабы каждый при помощи этих чувств ощущал и воспринимал самостоятельно. Смотри, каждое из этих двух последних чувств являет обособленность! Так же обстоит и с человеком. Мы созерцаем общее, то же происходит, когда мы слышим — более тонкое восприятие впечатлений от разных вещей, которые таким образом сообщают нам о своем устройстве. Но что касается оценки вещей и ощущений, тут у каждого есть нечто свое, в соответствии с чем и образуется оценка, равно как и возникающее из нее ощущение.

17. Смотри, именно так и обстоит сейчас с нами! Мы оба видели одно и то же, оба слышали одно и то же и также наверняка оба восприняли в Асмаиле совершенно одно и то же, и в этом мы подобны растениям и траве, кустарникам и деревьям, ибо все они также впитывают один и тот же свет, одно и то же тепло и один и тот же дождь. Но как потом обстоит дело с внутренней переработкой и ее результатом?

18. Смотри, дорогой сын, здесь существуют значительные различия! То же самое касается и нашего внутреннего понимания, суждения и ощущения: они могут быть справедливыми, но также и несправедливыми, или зрелыми, или — чаще всего — незрелыми. Зачем же нам губить себя до срока, исполняясь собственными незрелыми суждениями и всевозможными несхожими чувствами из них?!

19. Посему наилучшим будет дать этим новым всходам прежде достигнуть в нас полной зрелости, и только тогда, обнаружив их полную зрелость в себе, посмотреть, придутся ли эти плоды по вкусу другим, и принесут ли они им пользу!

20. Ибо тот, кто говорит о предмете, который еще не достиг в нем зрелости, — глупец. Ведь всякая речь есть учение о том или ином. Какую же пользу принесет незрелый учитель или оратор, и кого он вскормит своими невызревшими плодами?! Какую благодать будет распространять он своими не достигшими полного развития растениями, о которых он и сам еще толком не знает и не может знать, чисты ли они, или, быть может, полны смертельного яда?!

21. Смотри, так обстоит дело и с нами! Семя Асмаила едва лишь пустило в нас несколько слабых корешков; и мы еще не знаем ни листа, ни цветка, и совсем не ведаем плода, но уже готовы поучать друг друга!

22. О сын, подумай только, что за учение из этого выйдет! Посему пусть каждый учит тому, что он видит, слышит и воспринимает: о том, что здесь или там что-то есть, или чего-то нет, — и этого будет достаточно. Остальное же пусть он оставит до срока созревания, когда Бог призовет его, если благородный плод достигнет в его сердце зрелости, — чтобы он оделил им братьев. Если же плод неблагороден, тогда Богу лучше всех ведомо, для чего он пригоден, ибо для Бога все вещи хороши. И потому давай прежде дождемся зрелости и только после этого будем говорить! Аминь».

Глава 122. Асмаил рассказывает притчу

1. Едва Мафусал завершил речь, обращенную к его сыну Ламеху, к ним приблизился Асмаил и произнес следующее, говоря:

2. «Дорогие друзья, послушайте и осознайте то, что Я сейчас сообщу вам о речах, которые вы вели между собой. Представьте себе человека, хорошо разбирающегося во всякой мудрости и разнообразных деяниях из нее; и в его окружении находятся люди, которые постоянно стремятся к мудрости, равно как и ко всевозможным деяниям из нее, однако они толком не могут или не умеют ничего достичь, ибо им еще совершенно неведом корень всей мудрости, поскольку они прикрывают ветвями мирских деревьев свои глаза и затыкают себе уши гладкими камнями, так что ничего уже не видят и не слышат.

3. И если бы этот человек, находясь среди них, начал из своей истинной мудрости совершать чудеса, разве тогда окружающие, не стали бы тотчас спрашивать друг друга: "Как же он может совершать то, что мы, люди, даже в ничтожно малом не способны постичь, не говоря уже о том, чтобы суметь сделать что-либо подобное?! Кто этот человек? Снизу он или сверху? Откуда у него такая власть? Он не произносит пустых слов, но каждое его слово — совершенное деяние. Он говорит, словно из собственной власти, и при всем этом, кажется, берет на себя слишком многое. Что же это за человек: он хотя и такой же, как и каждый из нас, но когда он действует, он действует так, словно ему полностью подчинена вся сила и власть Бога?"

4. После таких вопросов никто не знает, что ему делать, и как быть с этим мудрецом: бояться его или любить, бежать от него или следовать за ним.

5. И тогда некоторые исполняются страха, другие — любви, кто-то — любопытства, кто-то — внутренних сомнений, а кто-то — желаний и жажды делать то же самое, — но ведь вовсе не затем, чтобы уподобиться ему в любви и подлинном смирении, что единственно только и является истинным корнем всей мудрости.

6. И если бы этот мудрец стал выбирать из своего неразумного окружения учеников, — как вы полагаете, кого бы избрал он и своим могучим словом призвал к себе в обучение?

7. Я говорю вам: уж точно не тех, кому недостает мужества; и также не тех, кому по душе зрелища; и не тех, которые спрашивают: "Чем и кем является тот, кому удаются такие вещи по его слову, и откуда он?!"; и также не тех, которые полны сомнений и ни в чем не имеют крепости — ни в ногах, ни в руках, ни в голове, ни в сердце, ни в своих внутренностях, ни в суставах; и не слепых и глухих в духе, — но единственно лишь тех, кто полон любви и смирения по отношению к Богу и вдобавок — по отношению к своим