Сергей Круглов. Два десятилетия в руководстве органов госбезопасности и внутренних дел СССР - Юрий Богданов

26 июня 1953 года примерно в 6 часов утра поступила команда на проведение операции. Вначале предполагалось, что будет использован вариант «автокатастрофа», но к 8 часам был принят к исполнению вариант «особняк». «К 10 часам на трёх «Победах» мы приехали к дому Берия на Качалова, 28. Группой руководил Коротко. Круглов позвонил Берия по ВЧ и договорился, что Коротко привезёт секретные документы и будет с охраной из трёх человек. На этот час нам было уже известно, что кроме самого Берия в особняке было четыре человека. Коротко и трое «сопровождающих» из нашей группы были беспрепятственно пропущены внутрь здания, остальные заняли оговоренные схемой операции позиции у фасада и во внутреннем дворе. Спустя две или три минуты раздалось несколько выстрелов — я слышал пять, может быть, шесть. Я находился рядом с окнами кабинета Берия, выходящими во двор. Две пули, пущенные изнутри кабинета, разбили стекла второго окна от угла здания. Через несколько минут Коротко вышел наружу и скомандовал — всех в дом. Убитых было трое: два охранника и сам Берия, у нас потерь не было, сказались подготовка и неожиданность акции. В течение последующего часа мы собрали все документы, какие только смогли найти в доме, их было довольно много. Потом к дому подошло какое-то армейское подразделение. Все документы из дома Берия увёз Коротко, а мы вернулись на подмосковную базу» [101].

Факт убийства своего отца в особняке подтвердил и Серго Берия в написанной им книге [102].

Однако опять же не все здесь «однозначно», как теперь модно говорить. Известно, что «27 июня 1953 года, в субботу», то есть на следующий день после убийства или ареста Берия, Круглов С.Н. и Серов И.А. вместе «прибыли на гарнизонную гауптвахту Москвы (улица Новая Басманная. — Ю.Б.) и потребовали доставить им Берия», мотивируя это тем, что они «имели поручение Хрущёва (в другом источнике [100] «и Маленкова». — Ю.Б.) участвовать в проведении следствия по его делу» [84]. Если Круглов сутки назад организовал убийство Берия, то какой смысл было ему теперь, говоря по-русски, «Ваньку валять?» Другое дело — Серов, который, по словам Жукова Г.К., якобы в кабине машины ЗИС-110 почти верхом сидел на арестованном Берия. Но предоставим слово одному из «главных исполнителей акции» генерал-полковнику Москаленко К.С., который как раз в это время вместе «с товарищами Батицким, Гетманом и другими товарищами» находился в канцелярии гауптвахты: «Я почувствовал себя неудобно, так как обвинялся их начальник — и вдруг его заместители будут вести следствие. Тогда я потребовал, чтобы на допросе присутствовали вместе со мной тов. Батицкий и тов. Гетман. Серов и Круглов категорически и наотрез отказались от такого предложения. Долго мы спорили и ни к чему не пришли. Я позвонил в ЦК Маленкову. Никого не оказалось. Мне ответили, что все члены Президиума ЦК находятся в Большом театре на премьере. (Это был отвлекающий маневр, служивший для того, чтобы успокоить общественность, которая пока что ни о чём не знала, хотя слухи уже появились. — Ю.Б.). Позвонил я туда и попросил к аппарату Маленкова или Хрущёва. Подошел первый и, когда я доложил, в чём дело, он, посоветовавшись с другими товарищами, сказал мне: приезжайте все трое сюда, в театр. Во время антракта в особой комнате Большого театра собрался весь состав Президиума ЦК. Серов и Круглов доложили, что я и мои товарищи неправильно обращаемся с Берия, порядок содержания его неверный, что я не хочу сам с ними вести следствие и т. д. Дали слово мне. Я сказал: я не юрист и не чекист, как правильно и как неправильно обращаться с Берия, я не знаю. Я воин и коммунист. Вы мне сказали, что Берия враг нашей партии и народа. Поэтому все мы, в том числе и я, относимся к нему, как к врагу. Но мы ничего плохого к нему не допускаем. Если я в чём и не прав, подскажите, и я исправлю. Выступили Маленков и Хрущёв и сказали, что действия тов. Москаленко правильны, Президиум их одобряет, и тут же сказали, что следствие будет вести вновь назначенный Генеральный прокурор тов. Руденко Р.А. в присутствии Москаленко. После этого Серов и Круглов вышли…» Интересно, с каким чувством? Складывается впечатление, что два эмвэдэвских генерал-полковника влезли в дело, о котором имели весьма слабое представление, но хотели в данном вопросе хоть как-то сориентироваться и что-то предпринять для своего непосредственного начальника. Однако невзначай собравшиеся в особой комнате Большого театра члены Президиума ЦК попросту попросили их выйти вон. И что же было дальше? Москаленко К.С. так продолжил оборванную нами фразу его воспоминаний: «…а мне предложили сесть… за стол и выпить рюмку вина за хорошую, успешную и, как сказал Маленков, чистую работу» [100]. Если Круглову и Серову заговорщики даже по рюмке не налили, а за их спиной отметили между собой это «хорошее дело», то, значит, «заместители Берия», как их назвал Москаленко К.С., не входили в круг лиц, посвящённых в какие-либо варианты «рискованной операции». Вообще ситуация весьма любопытная: коварный и крайне опасный главарь «банды» сидит на гауптвахте, его подельники ещё не выявлены и не арестованы, а высшие руководители страны, над которыми нависает (или нависала?) страшная угроза, спокойно слушают оперу и попивают себе крепкие напитки. Их не насторожило даже то, что представители МВД (а сподвижники Берия, «как оказалось», находились именно в этой среде!) стали предпринимать какие-то действия, чтобы выйти на контакт со своим шефом. Правда, ответственный за «охраняемого» Москаленко К.С. всё-таки обеспокоился: «После возвращения из Большого театра для большей надежности мы перевели Берия во двор штаба МВО (улица Осипенко, ныне Садовническая, 29. — Ю.Б.), в бункер, заглублённый в земле, сделанный как временный командный пункт штаба округа» [100].

Пребывание Берия Л.П. на гарнизонной гауптвахте, а затем в штабе Московского военного округа и здесь же в бункере командного пункта подтвердил через 40 с лишним лет комендант штаба ПВО майор Хижняк М.Г., который с 27 июня и до дня расстрела «врага народа» 23 декабря 1953 года был приставлен к арестованному в качестве персонального охранника и «обслуги». Первое впечатление о своём «подшефном» майор изложил так: «Он сидел на кровати, упитанный такой мужчина, холёный, в пенсне. Почти нет морщин, взгляд жёсткий и сердитый. Рост примерно 160–170 см. Одет в костюм серого цвета, поношенный…» В этот день Берия, отказавшись от еды, потребовал бумагу и карандаш. В архиве сохранилось четыре рукописных письма «соратникам», которые Лаврентий Павлович успел написать, пока его не лишили такой возможности. После исходного неприятного эксцесса, когда Берия вылил суп на своего «кормильца», в дальнейшем между ними «установились удовлетворительные отношения, основанные на взаимной симпатии» [86].

Современные историки, с которыми мне случается общаться в ходе моей работы над книгой и на ежегодных конференциях «Исторические чтения на Лубянке», склонны считать, что Берия Л.П. былвсё-таки арестован, а затем расстрелян.

Впрочем, вскрытие всех «натяжек» как в случае смерти Сталина И.В., так и в истории с «арестом» Берия Л.П., не входит в наши нынешние планы. Автора сейчас интересует только поведение героя повествования в описанных ситуациях. По моему мнению, несмотря на приведенные воспоминания очевидцев, невозможно признать прямую причастность Круглова С.Н. к устранению Берия Л.П. от власти и к его «аресту». Оставив в стороне этот вопрос, вернёмся к основной канве повествования.