Распутин. Вера, власть и закат Романовых - Дуглас Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Еще раз вспомни, что для тебя, для твоего царствования, и Бэби, и для нас тебе необходимы прозорливость, молитвы и советы нашего Друга. Вспомни, как в прошлом году все были против тебя и за Н., а наш Друг оказал тебе помощь и придал тебе решимости, ты все взял в свои руки и спас Россию, мы перестали отступать. […]Ах, милый, я так горячо молю Бога, чтобы он просветил тебя, что в нем наше спасение: не будь его здесь, не знаю, что было бы с нами. Он спасает нас своими молитвами, мудрыми советами, он – наша опора и помощь»28.
Александра твердила, что Николаю необходимо «еще немного терпенья и глубочайшей веры в молитвы и помощь нашего Друга, и все пойдет хорошо!»29
Николай изменил решение: Протопопов остался. Но Трепов не собирался признавать поражение. Он велел своему шурину, генералу Александру Мосолову, предложить Распутину две тысячи рублей, дом в столице, ежемесячное содержание и надежных телохранителей, если он перестанет вмешиваться в министерские распоряжения. Распутин был вне себя от гнева. «Ты думаешь, Мама и Папа это позволят? Мне денег не нужно, любой купец мне довольно даст, чтобы раздавать бедным и неимущим. Да и дурацкой охраны не нужно. А он, значит, – гонит!»30
Не желая уступать Милюкову, Владимир Пуришкевич выступал перед Думой 2 декабря 1916 года. Он произнес самую яростную речь, направленную против Распутина.
«Позволю себе сказать здесь, с этой трибуны Государственной думы, что все зло исходит от этих темных сил, […] возглавляемых Гришкой Распутиным. […] Я обращаюсь к Совету министров. Если у министров долг выше карьеры – а я думаю, что в данный момент долг выше карьеры, – если вы действительно объединенный кабинет, то идите к царю и скажите, что дальше так быть нельзя. Это не бойкот власти, господа, это долг ваш перед государем. […] Ступайте туда, в царскую Ставку, киньтесь в ноги государю и просите царя позволить раскрыть глаза на ужасную действительность, просите избавить Россию от Распутина и распутинцев – больших и малых. […] Верьте мне, господа, я знаю, что вы думаете так же, как и я, я это чувствую, что моими словами говорит вам здесь вся Россия без различия партий. […] Да не будет Гришка Распутин руководителем русской внутренней, общественной жизни!»1
Зал взорвался аплодисментами и криками «Браво!». На галерее за заседанием Думы наблюдал князь Феликс Юсупов. Один из свидетелей утверждал, что во время речи он побледнел и задрожал, словно его охватили «неконтролируемые чувства»2.
Неудивительно, что подобную речь произнес именно Пуришкевич. Он давно уже славился своей экстравагантностью. Потомок богатых помещиков из Бессарабии, он начал общественную жизнь в качестве члена специальной комиссии министерства внутренних дел при Вячеславе фон Плеве в первые годы века. Он продолжал служить в Думе, хотя главным образом для того, чтобы иметь возможность оскорблять этот институт и мешать его деятельности. Архиреакционер, Пуришкевич выступал против русского парламента в принципе. Он нападал на депутатов, даже на председателя. Излюбленная его тактика заключалась в том, чтобы корчить рожи своим противникам. Шульгин замечал, что Пуришкевич имел обыкновение «нервно дергаться», и от этого подергивания звенела «браслетка, которую он всегда носил на руке3. Однажды он появился с гвоздикой в ширинке брюк. Его выходки были настолько дикими, что несколько раз его попросту изгоняли из Думы. Маклаков называл его «смутьяном». После начала войны он стал поставлять медикаменты в русскую армию на Румынском и Южном фронтах, работая преимущественно через Красный Крест4. В июне 1914 года репортер спросил у Распутина, что он думает о Пуришкевиче. «Пуришкевич искренен, – ответил Распутин, – работает он правдиво, только вот одно у него, что вредит, – язык его. Потому и сказано: “Язык мой – зло мое”»5. Редактор его воспоминаний оказался менее благосклонным к Пуришкевичу, назвав его «клоуном, карьера которого одновременно и подозрительна, и комично-отвратительна»6.
Пуришкевич был основателем Союза русского народа и еще одной крайне правой антисемитской организации, Союза Михаила Архангела. В июне 1914 года газета «Петербургский курьер» напечатала статью, в которой говорилось, что Пуришкевич как председатель союза решил сделать Распутина почетным членом, когда тот сказал, что собирается пожертвовать несколько тысяч рублей на его деятельность. Статья была провокационной, она вывела Пуришкевича из себя, и он назвал ее «клеветой». Распутин сказал репортеру, что Пуришкевич возненавидел его, когда он выступил в защиту евреев – например, когда добился для евреев разрешения участвовать в Нижегородской ярмарке. «Он не может простить мне того, что я помог многим бедным евреям в Сибири, – сказал Распутин, – и не пытается этого скрыть»7.
Распутин узнал о выступлении Пуришкевича в тот же день. Судя по тому, что он написал императору, речь его особо не встревожила: «Пуришкевич ругался дерзко, но не больно. Мой покой остался не нарушен. Бог укрепит вас. Ваша победа и ваш корабль. Никто не имеет власти на него сесть»8. Но Распутин не сказал всего, что думал, он явно пытался сохранить перед царем хорошую мину. Но в то же время он писал коменданту дворца Воейкову о том, что ему нужны союзники:
«Вот, дорогой, без привычки даже каша, и та не сладка, а не только Пуришкевич с бранными устами, теперь таких ос расплодились миллионы. Так вот и поверь, как касается душа, а надо быть сплоченными друзьями, хоть маленькой кружок, да единомышленники, а их много да разбросаны, сила не возьмет, в них злоба, а в нас дух правды, посмотри на Аннушкино лицо, для тебя она лучшее успокоение. Григорий Новый»9.
3 декабря телефон в доме Пуришкевича звонил не переставая. Друзья и знакомые спешили поздравить его с успехом. И одним из них был князь Юсупов. Он спросил, могут ли они встретиться, чтобы лично обсудить кое-что о Распутине и его роли при дворе. Делать же это по телефону «неловко». Юсупов встретился с Пуришкевичем в девять утра на следующий день, и говорили они больше двух часов. Феликс сказал Пуришкевичу, что одни лишь его слова не решат проблему Распутина, что нужно действовать. «Но что можно сделать?» – спросил Пуришкевич. Юсупов пристально посмотрел на него: «Избавиться от него». Когда Пуришкевич усомнился, что удастся найти людей для такой работы, Юсупов решительно ответил: «Все уже сделано! Один из этих людей стоит перед вами»10.
Идея убить Распутина принадлежала Юсупову11. Эта мысль поселилась в его разуме в конце октября. Судя по его мемуарам (документу весьма ненадежному, о чем мы еще поговорим), сначала он обсудил необходимость убийства Распутина со своей женой, Ириной, и она «полностью с ним согласилась». Затем он рассказывал о своих планах разным «влиятельным людям», но оказалось, что ни один из них не обладает должной смелостью. Среди этих людей был председатель Думы Родзянко, женатый на родственнице матери Феликса. Родзянко сказал ему: «Да, выход один: убить негодяя. Но в России нет на то ни одного смельчака. Не будь я так стар, я бы сам его прикончил». И этого для Юсупова было достаточно. Он начал «сознательно готовиться к хладнокровному убийству»12.