Дело чести, или "Звезда Бенгалии" - Максим Афанасьев

Вопрос буквально пригвоздил нашего собеседника к месту. Он стоял, раскрыв рот и уставившись на Кромова, не произнося ни слова.

— Впрочем, наверное, вы правы, — продолжил тот, — вопрос поставлен не совсем правильно и должен звучать так: какую роль в этом деле играет ваша дочь, по мнению Григория Бехтерева?

Князь провёл ладонью по лбу и медленно опустился в кресло. Он посмотрел на Кромова, потом на меня, снова перевёл взгляд на Кромова, но ответа так и не последовало.

— Хорошо, — сказал Кромов. — Позвольте тогда мне кое-что объяснить вам. Когда вы разговаривали с Бехтеревым в этой комнате, находящиеся в коридоре услышали несколько слов из вашего с ним разговора. Сначала вы сказали про завтра. Тут всё понятно. Вы уговаривали Бехтерев сказать, где алмаз, объясняя ту ситуацию, в которую он ставит вас в связи с завтрашним приёмом, визитом банкиров и особы императорского дома. Потом был слышен ваш возглас. Вы сказали: «Не может быть!», и ответ Бехтерева с предложением вам прочесть какой-то документ. В разговоре же с господином Важиным вы заявили, что Бехтерев сказал что-то, что вы считаете шантажом, и что теперь это дело касается чести вашей семьи. Вывод здесь может быть только один. В вашей семье Бехтерев близко общался только с княжной Марией Владимировной и вами. Я не думаю, что ваша достопочтенная супруга, княгиня Вышатова, стала объектом сбора каких-то компрометирующих сведений со стороны господина Бехтерева, это маловероятно. Если бы Бехтерев сказал, что знает о каких-либо ваших проступках, или обвинил бы вас, то вы не сказали бы в ответ, что этого не может быть. Человек не говорит: «Этого не может быть», если его обвиняют в каком-то преступлении или проступке. Он говорит, вы врёте, вы говорите неправду и так далее. Вы же громко, так, что было слышно даже через дверь, воскликнули «не может быть». Ясно, что речь шла о ком-то другом, не о вас. Поэтому я считаю, что Бехтерев рассказал вам о каком-то соучастии госпожи Вышатовой и показал документ, — скорее всего, это было письмо, подтверждающий его слова. Вот эти-то его действия вы и назвали в разговоре с господином Важиным враньём и шантажом. И я понимаю, почему.

С этими словами Кромов достал из внутреннего кармана пиджака газеты, которые он купил на улице, и бросил их на стол. Князь посмотрел на газеты, потом перевёл взгляд на меня.

— Вы были правы, — он заговорил немного осевшим голосом, — когда сказали, что господин Кромов один из лучших чиновников департамента полиции. Это действительно так.

— Эта похвала, ваше превосходительство, пока мною совершенно не заслужена. Понять то, что произошло между вами и Бехтеревым, было несложно. Но, — Кромов перегнулся через стол в сторону князя, — нам необходимо знать, что конкретно говорил Бехтерев при разговоре с вами, что за документ он вам показал, что там было написано, что он говорил о Марии Владимировне?

Князь тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. Потом взял в руки одну из газет со стола и пролистал несколько страниц.

— Да, вы правы, господин Кромов, именно поэтому, — он постучал пальцем по одной из страниц, — я и не сомневаюсь в том, что слова Бехтерева — это нелепый вздор. Вы хотите, чтобы я передал наш с ним разговор?

— Да.

— Хорошо. Подождите минуту.

Князь подошёл к бюро, открыл ключом верхний ящик и стал перебирать какие-то бумаги.

— Что там написано в этих газетах? — моё любопытство разгорелось до предела. Я взял со стола номер «Ведомостей».

— Смотрите раздел «Светская хроника», — подсказал Кромов.

Я раскрыл нужную страницу. Под заголовком «Главное событие дня», набранного крупным шрифтом, была помещена следующая статья:

«Как нам стало известно, в загородной усадьбе “Зелёные холмы”, принадлежащем графу Демидову, объявлено о помолвке его сына, Ивана Демидова, и княжны Марии Вышатовой. Свадьба состоится через три месяца, после чего молодые отправятся в путешествие, и, скорее всего, по уверению самого графа, проведут какое-то время на лазурном берегу». После этого следовало ещё с полколонки текста, а под ним была дана большая фотография помолвленной пары, стоящей друг с другом под руку, и подпись: «Граф Иван Демидов и княжна Мария Вышатова на террасе усадьбы “Зелёные холмы”».

— Так значит, она помолвлена, — произнес я, — и, если об этом напечатали в сегодняшней газете, значит, событие произошло дня два-три назад.

— О помолвке было объявлено вчера, господин Важин, — сказал князь Вышатов. Он вернулся от бюро, держа в руках какую-то бумагу. — Моя жена с дочерью и частью прислуги уехали в имение к графу Демидову три дня назад. Теперь вы понимаете, что у меня не было никаких оснований считать, что в словах господина Бехтерева содержится хоть капля правды.

— Так вот, господа, — продолжил князь, — когда я попросил всех выйти и оставить нас с ним наедине, я надеялся уговорить его объясниться, сказать, что за представление он устроил, и куда спрятал алмаз. Я объяснил ему, в какую безвыходную ситуацию мы попали, но он в ответ лишь молчал. И только на мои слова, что этим своим поступком он поставит себя вне приличного общества, даже если не попадёт в тюрьму, заявил, что мне следовало бы лучше подумать о своей репутации, потому что в том, что случилось, виноват я. По его словам, я — жестокий тиран, доведший свою дочь до того, что она попросила поручика освободить её из-под моей власти, добыв для неё этот алмаз, который обеспечит ей независимость от меня. И, как сказал Бехтерев, окрыленная этими мыслями Мария и разработала план похищения алмаза, который он должен был осуществить. В этот момент я и сказал ему, что этого не может быть. На что он протянул мне это письмо.

Князь передал Кромову небольшой конверт. Тот достал письмо, прочитал и протянул мне. В нём было следующее:

«Дорогой мой Григорий! Сегодня я точно узнала, что алмаз будет привезён на бал к нам, в Набережный дворец. Я верю, ты сможешь достать его. Теперь моя свобода и наше счастье в твоих руках. Я верю в тебя, мой неустрашимый рыцарь. Твоя любящая Мария Вышатова».

— Это её почерк? — спросил Кромов.

— Дело в том, что я не очень хорошо знаю почерк своей дочери. У нас редко возникала необходимость обмениваться письмами, она ведь живёт с нами в одном доме. Моя жена, или горничная Марии, Вероника, могли бы определить, её это почерк или нет. Но они все вместе уехали в «Зелёные холмы». Но поверьте мне, господин Кромов, Мария не могла написать этого письма, это совершенно бессмысленно. Помолвка между ней и графом была решена месяц назад. Отец жениха, граф Демидов один из богатейших людей России, и поверьте, этот брак заключается отнюдь не против воли моей дочери. Когда Мария выйдет замуж за Ивана Демидова, она станет одной из самых знатных и богатых женщин нашей страны. И главное, господа. Назвать меня деспотом и жестоким тираном по отношению к моей дочери, я вам скажу, это просто абсурд. Скорее, меня можно обвинить в том, что я, наоборот, слишком потакаю её капризам, и, откровенно говоря, большая к ней строгость с моей стороны была бы только на пользу.