Богоматерь лесов - Дэвид Гутерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или: «Ну, сколько лесорубов ты наставил на путь истинный на этой неделе?» — «Я сбился со счета». — «Хочу приехать к тебе в гости». — «Только не напяливай туфли на платформе». — «А что мне можно надеть?» — «Лучше ничего». — «В вашем городе висят плакаты „Въезд в одежде воспрещен“?» — «Нет, в нашем городе висят плакаты „Тебе здесь делать нечего“». — «Обожаю такие места. Земля прежде всего — другие планеты мы вырубим позже». — «Ну, хм… так как у тебя дела?» — «Обними лесоруба и забудь про лес». — «По-моему, у тебя все прекрасно». — «Обожаю пятнистых сов — особенно жареных»[6].
Или: «Вот уже почти год, как ты стал священником». — «Ты умеешь пользоваться календарем». — «Не жалеешь, что нельзя покурить травку?» — «Все о чем-то жалеют». — «Кроме матери Терезы». — «Мать Тереза не курила травку». — «Тебе наверняка недостает блуда». — «Блуд — штука соблазнительная». — «Сатана не дремлет, отец Коллинз». — «По правде сказать, я ищу не блуда, но смысла». — «В блуде — бездна смысла». — «Пока им занимаешься — да, но потом на душе становится гадко». — «Какой ты зануда, отец». — «Такая уж у меня работа, сестренка». — «Можно считать, что тебе дали годичный испытательный срок?» — «Мне не обязательно ждать целый год». — «Господи Иисусе! Так уволься».
Уволиться? Он приехал в Норт-Форк в ноябре прошлого года и обнаружил, что его паству составляют двадцать семь семей, и половина прихожан — безработные. Двадцать семей регулярно посещали мессу — сорок-пятьдесят человек, по большей части с тевтонскими или англо-саксонскими именами, такими как Гобль или Пендергаст. Примерно половина из них регулярно приходили на исповедь, которую он проводил три раза в неделю: «Я выпил, а потом увидел, что моя дочь припрятала упаковку пива. Тогда я схватил ее и хорошенько тряханул»; «Я не могу без этих таблеток, поэтому я пробралась в больницу и украла их»; «Я стянул в магазине бифштекс. Подошел и потихоньку спрятал его в карман»; «Я соврал во время проверки технологии приготовления пищи»; «Я торчал в баре почти до закрытия, дождался, когда она на минутку отлучилась, схватил бутылку и сунул ее под пальто». Или: «Я залил себе полный бак бензина, но не заплатил и не оставил записки»; «Я не кончила, хотя и была близка к тому, но не призналась мужу»; «Сначала я взяла на работе несколько скрепок, а потом это превратилось в настоящее наваждение, я просто не могла остановиться. И еще я воровала мыло и бумагу в туалете». Или: «Вчера ночью я взломал ворота Управления лесной охраны»; «Я взял бензопилу, что лежала за магазином Пита, и не вернул ее»; «Я пошел охотиться на лося, но охота была неудачной, и от досады я подстрелил соседскую кошку».
Среди прихожан была женщина, одержимая мыслью заняться сексом с лучшим другом ее сына-подростка. Была девочка, которая живо интересовалась противозачаточными средствами, поскольку ее осаждали ухажеры, которым не терпелось лишить ее девственности. Был мужчина, женатый вторым браком, который, удивляясь сам себе, продолжал спать с первой женой. Была кассирша из бакалейного магазина, которая терзалась, что не поддерживает отношения с матерью — та умирала в Алабаме от болезни почек. Был разведенный мужчина, которого ненавидела дочь, разведенная женщина, которую ненавидел сын, бывший агент по продаже запчастей для автомашин, который ненавидел всех и каждого. Наконец, была семья Тома Кросса. Девочка лет четырнадцати всегда сидела с матерью в первом ряду, а сам Том Кросс норовил сесть подальше. Эта семья была тревожным напоминанием о капризной и непостижимой воле Божьей. С ними случилось худшее из несчастий: их сын, парень девятнадцати лет, был парализован. Чтобы помочь семье Кросс, был создан специальный комитет, и его члены считали своим долгом комментировать происходящее, подобно хору в греческой драме. «Будьте готовы к тому, — написала его председательница отцу Коллинзу за неделю до его прибытия в Норт-Форк, — что одна из семей пребывает в полном смятении. Ее члены, как никто, нуждаются в вашем духовном наставничестве. Возможно, вас направили сюда именно ради них».
Едва ли у отца Коллинза было ощущение, что его куда-то направили. Когда епископ спросил, какое назначение ему хотелось бы получить, он ответил, что хотел бы отправиться туда, где он нужен. Ему казалось, что именно эти слова должен произнести новоиспеченный священник, набожный и благочестивый, убежденный в своем призвании. Так что на самом деле отец Коллинз попал в Норт-Форк, всего лишь играя свою роль. Он решил притвориться героем. И это небольшое мошенничество привело его в умирающий город лесорубов. Порой он пытался убедить себя, что на самом деле он не обманщик и в разговоре с епископом проявилось его подлинное, благородное «я». Слова, которые он произнес, удивили его самого: туда, где я нужен. Словно все время обучения он только и ждал этой возможности. Но чаще, сидя в одиночестве в своем жилище, он думал об этом поступке как о мимолетном лицемерии, за которое приходится расплачиваться дорогой ценой. В решающий момент он покривил душой, и Норт-Форк стал его ежедневной епитимьей за совершенный грех.
Однако какой бы безотрадной ни была его тюрьма и какой бы ленивой и неповоротливой ни была его душа, отец Коллинз действительно воспринимал семью Кросс как вызов своему уму и сердцу.
— Простите меня, святой отец, ибо я согрешил, — еле слышно произнес Том Кросс, когда впервые пришел на исповедь.
Отец Коллинз невольно отметил, что бывший лесоруб, который решил покаяться в своих грехах, здорово смахивает на немного потрепанного ковбоя Мальборо, который стоит на перепутье, не зная, куда податься. Он прибыл сюда после бесконечных скитаний, посиделок у костра и закатов под открытым небом, и оказалось, что его страдания куда глубже романтического одиночества странствий. Морщины на его обветренном лице говорили о почти физической боли, пятна взъерошенных бачков резко обрывались зияющими провалами щек.
— Вы здесь человек новый, — хрипло прошептал Том Кросс, — и вы, наверное, единственный человек в городе, который не знает про моего сына.
— Что с вашим сыном?
— Он парализован. Ему девятнадцать, а он не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. До конца своих дней он не сможет двигаться. Из-за меня. Это моя вина.
— Но я слышал, это был несчастный случай.
— Случаи не всегда бывают случайными, если вы понимаете, о чем я, святой отец.
— Не вполне.
— Я хочу сказать, это сделал я.
— Но зачем?
— Потому что я ненавидел его.
— Вы ненавидели своего сына?
— Всей душой, — ответил Том Кросс.
— У Бога на все есть причины, но отцовская ненависть — я даже не знаю…
— Я пришел сюда за ответами.
— Я тоже.
— Я хочу исповедаться.
— Прошу вас.