Эскиз брака - Эмма Солтерс

— Давайте поедим, пока не остыло, — сказал он, доставая из буфета приборы и кладя их на две маленькие плетеные циновки, украшавшие стол. Он знаком предложил Одри сесть, и та послушалась. — А потом я кое-что возьму наверху.

Когда они поели, Джолли включил телевизор, чтобы послушать сводку погоды. Одри помогла ему убрать со стола. Потом он пошел наверх. Решив, что ему может понадобиться помощь, Одри двинулась следом.

— А где инвентарь?

— Наверху, в гостевой спальне, — ответил Джолли, остановившись у подножия лестницы и повернувшись к Одри. — Это не займет много времени. Так что посидите.

— Я помогу.

— Мне не нужна ваша помощь.

— Но мне это нетрудно.

— А мне трудно! — рявкнул Джолли, но тут же смягчился. — Посидите пока, ладно?

Значит, он не хочет показывать то, что находится наверху… Что ж, ладно. Намек поняла.

Одри подошла к дивану и плюхнулась на него. До нее дошло не сразу, но все-таки дошло. Он не хочет ее помощи? И не надо.

Поэтому она не подняла глаз, когда с середины лестницы донеслось:

— О, черт бы все побрал!

Когда шаги Джолли стихли наверху, она медленно оглядела гостиную. К ее удивлению, та была отделана с большим вкусом. Преобладали винные, кремовые и аквамариновые оттенки. Кто-то — видимо, профессиональный дизайнер — позаботился о том, чтобы восточный ковер сочетался с остальной мебелью.

Потом она посмотрела на каминную полку из мореного дуба и заметила две моментальные фотографии, оправленные в рамки. С дивана была видна одна из них, на которой ее дед и Джолли стояли рядом, положив руки друг другу на плечи, и улыбались. У их ног находился старинный кованый сундук.

Одри немного подвинулась, чтобы рассмотреть второй снимок, и застыла на месте. Потому что на фотографии в серебряной рамке был запечатлен момент из ее прошлого. Давно забытый, а теперь воскресший…

Она инстинктивно поднялась и подошла к полке. Нет никаких сомнений, что снимок был сделан скрытой камерой. Она и дед во время его приезда в Оклахому девятилетней давности… Человек, сфотографировавший их, сумел ухватить редкий миг, которому больше не суждено было повториться.

— Что вы делаете? — раздался низкий голос Джолли, стоявшего у нее за спиной.

Одри вздрогнула и поставила на место фотографию, почему-то оказавшуюся у нее в руках. Руки дрожали.

— Ничего, — быстро ответила она.

Джолли взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Уголок его рта приподнялся.

— Извините, что напугал вас. Мне не следовало этого делать.

Заставив себя улыбнуться, Одри освободилась и продолжила рассматривать фотографии. Она указала на первый снимок, где Джолли был снят с ее дедом, и промолвила:

— Мне нравится эта фотография.

— Ага. Я тоже ее люблю. Это мы несколько лет назад, в Вест-Индии.

— Похоже, вы очень довольны друг другом.

— Ну да… Мы только что нашли клад, за которым охотились, — ответил Джолли. — И, конечно, чертовски радовались этому.

Одри взяла фотографию в руки.

— Вы были неразлучны с моим дедом, да? — спросила она, незаметно косясь на другой снимок.

— Да. И нам с ним довелось пережить много хорошего…

Внезапно Джолли кольнуло чувство вины. Он знал, что Одри страдает от небрежности деда. И даже понимал, каким трудным было детство девочки, постоянно пытавшейся завоевать его внимание. Джолли на собственном опыте знал, каково быть парией.

Именно поэтому, напомнил себе Добсон, таким людям, как Грэм и он сам, не следует заводить семью. От таких людей слишком многого ждут. А они не могут дать больше того, что у них есть. Если то, что они имеют, составляет сто процентов, то ожидания составляют двести.

Джолли умеет заботиться о себе. Но был уверен, что ни о ком другом заботиться не станет. Ему просто не хотелось быть кому-то нянькой. Он этого не любит. Вот почему по окончании дела Одри придется жить в одиночку.

Вернувшись в настоящее, Джолли заметил, что Одри все еще рассматривает снимки и что ее глаза полны слез.

— Одри, — начал он, прижав ладонь к ее щеке, хотя ничего подобного говорить и делать не собирался. Тем больше он обрадовался, когда это прикосновение заставило расшириться ее ясные голубые глаза.

Но тут ее губы дрогнули, и у Джолли все напряглось внутри. Теряя голову, он потянулся к этим губам и…

Какого черта ты делаешь?

Впрочем, эта мысль не помешала ему решительно припасть к ее рту. Мало того — через мгновение поцелуй стал жадным и жарким. Еще более жарким, чем гнев Джолли на самого себя. Плюнув на все, он обвил руками талию Одри и крепко прижал ее к себе. Он хотел ее… нет, умирал от желания.

Конечно, этот неожиданный жест удивил Одри. Но отклик собственного тела удивил ее гораздо больше. Казалось, оно ожило. Но самым страшным было то, что она хотела этого. Каждый миг, проведенный в объятиях Джолли, был божественным. Она поняла, что желает, чтобы этот поцелуй не кончался никогда. В конце концов, она ждала этого момента девять долгих лет…

Когда несколько секунд спустя Джолли отстранился, это потрясло Одри и заставило ее снова почувствовать себя той дурочкой, которой она была прежде. Едва дыша, не смея встретиться с ним взглядом, она отвернулась, чуть ли не бегом устремилась в ванную, захлопнула за собой дверь и прижалась к ней спиной. Оказавшись в одиночестве, она закрыла глаза и перед ее внутренним взором предстала только что произошедшая сцена.

А Джолли стоял на прежнем месте и судорожно втягивал в себя воздух.

Черт побери, эту ситуацию создал он сам. Ладно. Он согласен. Да, он виноват, что поцеловал ее. Но это является частью задуманной тобой игры, твердо сказал он себе. А обычно — если не всегда — он разыгрывал такие игры достаточно удачно. В конце концов, он играет в них всю свою жизнь.

Но… на этот раз он позволил игре зайти слишком далеко. Точнее, слишком далеко зашел. Следовательно, нужно вернуться. Сию минуту. Пока он окончательно не потерял голову. Пока не убедил себя, что нуждается в этой женщине. Ему не хотелось снова прибегать к предупреждению, которым, несомненно, явился резко прерванный поцелуй. Конечно, Одри поняла, что это значит.

И в то же время он не желал возвращаться. Об этом свидетельствовали бешено колотящееся сердце, неровное дыхание, головокружение, ощущение чудесных секунд недавней близости, с которым не хотелось расставаться. Сомневаться не приходится: если бы перед тем как поцеловать Этелдред, он обратился бы к духу Грэма, тот ответил бы, что Джолли окончательно потерял контроль над собой.

А восстановить этот контроль было совершенно необходимо.

Ты слишком суров к себе, внезапно прошептал ему внутренний голос. Да, возможно, в данную минуту Грэм не одобрил бы твое поведение. Однако не забывай, Джолли, ты тоже не всегда одобрял поступки своего старого друга.