Кровавый корсар - Аарон Дембски-Боуден

Повреждения внутреннего слоя были куда хуже. Искусственную мускулатуру, сделанную из пучков волокон, придется перекроить. Сервомоторы надо заменить или починить. Инъекционные порты — стерилизовать и встроить заново. Разъемы интерфейса полностью перенастроить, и все это нужно было проделать прежде, чем браться за самую кропотливую работу: сенсорные системы в дисплеях шлемов.

— Я не шучу, господин. Даже если пустить в дело доспехи убитых, починка каждого комплекта займет не меньше недели. Надо вновь настроить сенсорные системы, подогнать их к вашим телам, наладить интерфейсы… Быстрее у меня не получится. Не уверен, что у кого-то другого получилось бы.

Кирион шагнул вперед. Сломанный стабилизатор заставлял его подволакивать левую ногу, а лицо было разбито и окровавлено.

— А если ты займешься только моим доспехом и твоего хозяина?

Септимус сглотнул, старательно избегая взгляда Узаса.

— Две недели, лорд Кирион. Возможно, три.

— Смертный. Почини мой.

Все обернулись к Узасу. Тот фыркнул.

— Что? Мой доспех надо починить, как и ваши, — сказал он.

Талос отстегнул горловые крепления шлема. Раздалось змеиное шипение сжатого воздуха. Снять шлем получилось только с третьей попытки, и лицо под ним оказалось сплошь изукрашено синяками и ссадинами. Один глаз был скрыт под коркой запекшейся крови и походил на отвратительного вида струп, но второй, ясный, черный и лишенный радужной оболочки, как у всех рожденных на Нострамо, горел яростным огнем.

— Во-первых, не смей обращаться к моему оружейнику — и нашему пилоту — так, словно он обычный мусорщик. Прояви уважение. — Пророк на секунду замолчал, чтобы вытереть кровь с губ тыльной стороной перчатки. — Во-вторых, мы угодили в эту передрягу по твоей милости. Из-за того, что тебе приспичило прогуляться по смертным палубам, завывая и упиваясь кровью, мы на два месяца потеряли боеспособность. Не хочешь лично сообщить Вознесенному о том, что он лишился двух Когтей за одну ночь?

Узас облизнулся.

— Заклейменные вызвали нас. Им следовало отступить. Тогда они остались бы живы.

— Для тебя всегда все так просто.

Талос сощурил здоровый глаз. Он заговорил сдержанным тоном, стараясь не дать напряжению и боли просочиться в голос:

— Что за безумие в тебе поселилось? Почему ты не понимаешь, чего стоила нам твоя выходка этой ночью?

Узас пожал плечами. Отпечаток кровавой ладони на наличнике шлема — вот и все, что увидели остальные.

— Мы победили, разве нет? Только это имеет значение.

— Довольно. — Кирион тряхнул головой и положил руку в помятой перчатке на наплечник Талоса. — С тем же успехом можно попытаться научить труп дышать. Брось это, брат.

Талос отстранился от успокаивающего прикосновения Кириона.

— Однажды наступит ночь, когда слово «брат» уже не спасет тебя, Узас.

— Это пророчество, сэр? — ухмыльнулся второй воин.

— Можешь лыбиться сколько влезет, но запомни мои слова. Когда эта ночь придет, я сам тебя прикончу.

Звякнула сигнализация двери. Все в мастерской насторожились.

— Кто идет? — крикнул Талос.

Ему пришлось моргнуть, чтобы прочистить зрение. Полученные в бою раны заживали намного медленнее, чем он ожидал, и Пророка не покидало неприятное ощущение, что внутренние повреждения куда серьезнее наружных.

В дверь трижды ударили кулаком.

— Ловец Душ, — приветственно проскрипел голос с другой стороны.

В нем слышалось неожиданно глубокое уважение, несмотря на то что по резкости и сухости он мог соперничать с вороньим карканьем.

— Нам надо поговорить, Ловец Душ. Нам о многом надо поговорить.

Талос опустил клинок.

— Люкориф из Кровоточащих Глаз, — сказал он.

Люкориф, как зверь, вполз в комнату на четвереньках. Его ноги в керамитовых ботинках переходили в бронированные когти: изогнутые, многосуставчатые, с острейшими лезвиями — настоящие ястребиные когти. Уже многие века Люкориф не мог ходить, и даже перемещаться ползком ему удавалось с трудом. Сопла ракетных двигателей на спине воина говорили о прерванном полете, о легионере-птице, запертом в тесноте корабельных коридоров.

Его глаза постоянно кровоточили, и эта болезнь дала ему имя. По белому наличнику шлема из скошенных линз бежали две алые дорожки кровавых слез. Люкориф из Кровоточащих Глаз, с «птичьим» шлемом, превращенным в маску вопящего демона, окинул воинов Первого Когтя хищным взглядом. Когда по мышцам раптора пробегала волна судорога, шейные сочленения разражались механическим скрипом. Он оглядел каждого из собравшихся в мастерской Повелителей Ночи, дергая головой из стороны в сторону, как ястреб в поисках поживы.

Когда-то он был таким же, как они. О да. Точно таким же.

По его доспехам не представлялось возможным судить о принадлежности к легиону или генетической линии. Каждый из бойцов Люкорифа демонстрировал свою лояльность одним и тем же способом: по наличнику каждого струились кровавые слезы, как и у их вождя. Кровоточащие Глаза в первую очередь были верны своей секте и только во вторую — Восьмому легиону. Талос задался вопросом, где сейчас остальные братья Люкорифа. Их отряд представлял собой половину тех дополнительных сил, что банда Вознесенного приобрела после эвакуации рот Халаскера на Крите.

— Вознесенный послал меня за тобой. — Голос Люкорифа звучал так, словно кто-то скреб когтями по наждачной бумаге. — Вознесенный разгневан.

— Вознесенный редко пребывает в ином состоянии духа, — заметил Талос.

— Вознесенный, — Люкориф замолк на секунду, чтобы втянуть воздух сквозь зубчатую решетку шлема, — гневается на Первый Коготь.

Кирион фыркнул.

— И это нельзя назвать редким случаем.

Люкориф раздраженно рявкнул — звук, очень похожий на крик ястреба, но искаженный вокс-динамиками.

— Ловец Душ! Вознесенный требует твоего присутствия! В апотекарионе!

Талос опустил свой шлем на рабочий верстак перед Септимусом. Смертный неприкрыто вздохнул, поворачивая искалеченную реликвию в руках.

— Ловец Душ, — снова проскрипел Люкориф. — Вознесенный хочет видеть тебя. Сейчас же.

С лицом, изуродованным недавними ранами, в доспехах, загубленных местью его братьев, Талос неподвижно высился над сгорбленным раптором. Висящий у него за плечом золотой меч, украденный у Кровавых Ангелов, отражал тусклый свет мастерской. На его бедре на магнитном замке висел огромный двуствольный болтер героя Восьмого легиона.