9 дней - Павел Сутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Гаривас допил чай, сполоснул кружку из пластиковой бутыли, встал и надел рюкзак.
— Паш, до вечера, — сказал он.
— Давай, — сказал Шевелев. — Что на ужин хочешь?
— На ужин… Фуа гра, седло козленка со шпинатом и бордо урожая восемьдесят восьмого года. Седло козленка туши на медленном огне, с кориандром и чесноком.
— Кишкоблудство страшнее наркомании. — Шевелев ввинтил прорезиненную антенну в рацию «Kenwood». — Макароны с тушенкой будешь?
— Буду.
— Хорошего дня.
— Спасибо.
Гаривас пошел по тропе между валунов, позвякивая гроздью шлямбуров.
* * *
— Около восьми он начал, к двенадцати прошел первый бастион, до двух шел с опережением плана. А потом начались неприятности. Сначала срыв в двух метрах выше крюка, потом закладка вылетела. Там плитообразные сланцы с обратной направленностью, они легко отваливаются. Этот участок он обрабатывал долго, и тогда я первый раз ему сказал, чтоб он сворачивался. Но тут он вышел на монолит и пошел быстрее.
* * *
Шевелев присел на корточки возле треноги с монокуляром.
— Вова! — сказал он в рацию. — Вова! Прием!
— Да, Паш, слушаю, прием.
— Вова, все, хорош. Ты уже по времени можешь не уложиться. Начинай спуск. Прием.
— Паш, все нормально, у меня сейчас очень приятное лазанье. Хороший монолит, калиброванные щели под закладки, иду быстро. Прием.
— Вова, ты в темноте спускаться хочешь? Прием.
— Тут вправо полка, в обход жандарма. Я по ней попаду на гребень метров на двести ближе к верху. Тогда спокойно успеваю. Прием.
— Неправильно себя ведешь. Прием.
— Все в порядке. До связи.
* * *
— А дальше он опять попал на сложный участок и там застрял уже по-взрослому. Проковырялся два часа, и я ему сказал серьезно…
* * *
— Вова! Прием!
— Да, Паш. Прием.
— Все, хорош! Тебе приключений надо? Начинай спуск. Прием.
— Ладно, ладно. Понял.
* * *
— А дальше один к одному.
— То есть? — спросил Бравик и взял из вазочки сушку.
— Погода испортилась. Резко похолодало, пошел дождь, потом снег. Из-за этого стемнело раньше обычного.
* * *
Налетел ветер, и сразу начался ледяной дождь. Ветер усилился, дождь превратился в снежную крупу, темнело. На палатку, кострище, снарягу летел косой снег, он быстро покрывал камни и низкие кусты. Шевелев снес в палатку монокуляр, чайник и полиуретановые коврики.
* * *
— Такого резкого похолодания я не видел много лет, обычно сентябрь там теплый. Но где тонко, там и рвется. Вова застрял на стене — естественно, тут же рухнула погода. И Вова схватил холодную.
— Это как?
— Холодная ночевка. Когда обстоятельства не позволяют спуститься в лагерь. Где застало темное время — там и ночуешь. В лагере было где-то минус шесть. Сильно дуло. Палатку трепало — боже ж мой. Можно представить, что творилось на стене. При таком ветре там могло быть под минус пятнадцать. Спускаться в такую погоду и в темноте — смерти подобно.
* * *
Палатка ходила ходуном. На спальнике лежал фонарик, конус света выхватывал карту маршрута, каску и кеды.
— Вова, ты как? Прием.
— Сильно дует. Холодно. Сейчас забью шлямбуры, закреплюсь… Все нормально, переночую. Прием.
— Извини, я фуа гра пересолил. Прием.
— Ни хрена тебе нельзя доверить. Как ребенок, ей-богу. Прием.
— Закрепись, сунь ноги в рюкзак. Все застегни, карманы застегни. Прием.
— Давай, давай, учи меня… Прием.
— Рацию выключи, береги батарею. Через час связываемся. Понял? Через час. Прием.
— Понял. Через час.
* * *
— В полдвенадцатого пришли кемеровчане, они днем видели, как Вова поднимался. Но это так — этика… Ночью они ничем помочь не могли. Пришли из вежливости, меня подбодрить.
* * *
Шевелев пил чай из крышки термоса, ветер трепал палатку. Послышались шаги по камням, кто-то поднял «молнию» и позвал:
— Але! Привет москвичам!
Шевелев сказал:
— Здрасьте. Заходите.
В палатку, теснясь, забрались двое. Один был в очках, долговязый, со шкиперской бородкой. Другой плотный, маленький, в сванке.
«Пат и Паташон, — подумал Шевелев. — Сейчас про Вову спросят».
— Чай будете? — сказал он.
— Спасибо, почаевничали уже, — сказал Пат.
От него сильно несло потом и табачным перегаром.
— Погодка! — сказал Паташон и усмехнулся, как красноармеец Сухов. — Ха!
— У вас все спустились? — спросил Шевелев.
— Мы вчера закончили, — сказал Пат и по-турецки умостился на спальнике. — Сегодня фотки поснимали, погуляли. Тут водопад красивый недалеко.
— У тебя товарищ сейчас на стене, да? — сказал Паташон.
— Да. Будет ночевать.
— Худо, — сказал Пат. — Ебанешься, какая погода.
— Как одет? — спросил Паташон. — Пуховик?
— Гортекс на тонкий свитер.
— Худо, — повторил Пат.
— Спальник? — спросил Паташон.
— Не взял.
— Шапка?
— Каска только.
— Ну вы даете, москвичи! — укоризненно сказал Пат.
— А чо «москвичи»? Причем тут «москвичи»? — огрызнулся Шевелев. — Сам видишь, что с погодой. Днем-то было, как в Крыму.
— Связь есть? — спросил Паташон.
— Я сказал, чтоб он батарею берег. Связь каждый час.
— Ладно. Если что понадобится — приходи, — сказал Пат.
Кемеровчане выбрались из палатки.
— Спасибо, ребята, — сказал им вслед Шевелев.
— Да хули «спасибо», — отозвался снаружи Паташон. — Если б могли помочь как-то… Молись, москвич. Утром не спустится — выходим на спасработы.
* * *
— Совсем нельзя помочь в такой ситуации? — спросил Бравик.
— Ночью нельзя. Разве что — волшебник в голубом вертолете… Мужик правильно сказал: молись. Я всю ночь молился.
* * *
Пронизывающий ледяной ветер выл, натягивая шнуры. Гаривас закрепился на трех шлямбурах, но ветер полоскал его, как полотенце. Гаривас поднял и затянул капюшон, лицо обвязал платком, кисти спрятал в рукава. Он висел на шлямбурах, вокруг было черно, сек снег.