Умри сегодня - Питер Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорят, пьяному море по колено. Где и кто видел такое море? А еще есть выражение «смелость во хмелю»…
Да, охмелеть для смелости сейчас было бы неплохо.
Однако он двинулся вперед. Круто вверх, потом по мокрой траве. Дальше – кромешная тьма.
Вершина скалы. Внизу – камни и черная вода.
Чем ближе он подходил к пропасти, тем крепче становилась буря.
И гуще – тьма.
Далеко в море что-то мерцало. Яхта? Там никто о нем не знал – так же, как он не знал ничего о ее пассажирах. Те и не подозревали, что сегодня он убил женщину. Свою любовницу.
Только он ведь не убивал, правда?
Жизнь никогда не будет прежней.
Никому не под силу изменить случившееся – Лорна мертва. Ее не оживить.
Никак.
Когда он последний раз молился? Не вспомнить. Кажется, в раннем детстве – возносил молитвы о подарках на Рождество и на день рождения. Хочу радиоуправляемый самолет. Хочу спортивный велосипед.
Не самые высокие отношения с Богом. Хочу то, хочу это, не буду молиться, если не получу…
С другой стороны, где же Бог в нынешнюю трудную минуту?
Уж точно не здесь.
Животным проще. У него с женой была немецкая овчарка по кличке Роми, которая прожила двенадцать лет. Потом у нее отказали задние ноги, она волочила их по саду и отчаянно пыталась вести себя как прежде. Печальное было зрелище. Ветеринар сказал, что сохранять ей жизнь дальше – жестоко, что Роми мучается. Через несколько дней они согласились. Ветеринар с помощницей приехал к ним домой и усыпил Роми одним уколом. Через несколько мгновений чудесная, веселая, умная собака была мертва. Она больше не страдала.
Почему с людьми нельзя так же?
Или можно? Скоро выяснится…
Он подошел к краю пропасти, посветил на мокрую траву. Сквозь завывания бури было слышно море – далеко-далеко внизу.
Вдруг свет мобильника скрестился с лучом фонаря.
За спиной прозвучал грубоватый добродушный голос:
– Приветствую!
Кто здесь?
Сзади подошел бородач в зюйдвестке и с мощным фонарем.
– Я хотел глянуть, все ли у вас нормально, сэр?
– Нормально?
– Ну да. Вы прям у обрыва стоите. А у нас тут эрозия, мел размывает… Подходить к краю опасно.
– Понятно. Спасибо за предупреждение.
– Поболтаем немного?
– Поболтаем? – тупо переспросил он.
– Я из команды капелланов Бичи-Хед, мы патрулируем скалы. Меня зовут Билл, а вас?
– Меня… Роберт. Роберт Фрост.
Наконец-то в памяти всплыло имя поэта!
– У вас все хорошо? Погода совсем не прогулочная, да и ветер очень уж разошелся. На обрыве сейчас опасно.
– Все хорошо, не волнуйтесь. В полном порядке. Я… Я работаю над стихами… Я приехал за вдохновением.
– Вы поэт?
– Да, поэт.
– Вас зовут Роберт Фрост?
– Именно.
– С удовольствием почитаю ваши стихи, мистер Фрост. Поищу.
– Да, отлично, спасибо.
– Вот и ладно. Вы точно в порядке?
– Все хорошо. Спасибо.
А вот и неправда. Совсем не хорошо. Он вдруг вспомнил, что оставил на пассажирском сиденье фотографию – ту самую, которую забрал со стены в квартире. Они с Лорной.
Он брел к машине, а добрый самаритянин из капелланства шел в отдалении позади.
Вот и «БМВ». Залезть внутрь, завести машину.
В голове страшная путаница, миллион мыслей мечутся как сумасшедшие. Надо где-нибудь остановиться и подумать.
Подумать.
А еще найти урну и выкинуть фотографию.
А потом?
Он не знал.
Вернуться на Бичи-Хед? Только припарковать машину не там же, а где-то рядом…
По радио играла песня. Песня, под которую они с Лорной впервые занимались любовью. Их песня. «Городская девчонка» Билли Джоэла.
Проклятье.
Сколько воспоминаний. Прекрасных воспоминаний.
Что я натворил…
По телу пробежала дрожь. Как же он продрог, продрог до костей… В морге тоже холодно. Там завтра будет Лорна. А его собственное тело, упавшее со скалы? Привезут туда же, к Лорне? Положат их вместе?
Он вновь вздрогнул.
Машину раскачивало ветром.
Думай. Что? Что? Что делать?
Броситься в жуткую ледяную черноту?
Не надо.
Я скрыл свои следы.
Это был не я.
Четверг, 21 апреля
Немецкий адвокат Андреас Томас, которого Сэнди назначила своим душеприказчиком, неплохо говорил по-английски, однако по телефону Рой Грейс понимал не все, поэтому часто переспрашивал, и беседа затянулась.
Разрешение на перевоз тела Сэнди в Англию было готово, похоронное бюро в Брайтоне выбрано. Похороны запланировали на следующий четверг на огромном кладбище Хоува; там же, по случайному стечению обстоятельств, покоились бабушка и дедушка Сэнди. Бабушку и дедушку Роя в свое время кремировали на кладбище Вудвейл – более красивом, по мнению Роя. Сам же он до сих пор не знал, какой вариант «заказать» для себя. Грейса не привлекало ни то, ни другое. Он понимал, что нужно решать, однако в глубине души боялся, что окончательный выбор может накликать смерть. Ребячество? Ну и пусть.
В немецких завещаниях редко есть указания насчет похорон, пояснил Андреас Томас, ведь последнюю волю усопшего обычно находят или оглашают через несколько недель после смерти. Адвокат согласился с тем, что тело Сэнди лучше предать земле.
Непонятной пока была ситуация с внушительным состоянием Сэнди. Незадолго до ухода от Роя, сообщил Андреас Томас, на нее нежданно свалилось наследство от тети. Сэнди ничего не рассказала мужу и дала распоряжение перевести деньги на счет в швейцарском банке – она явно готовила побег. Возможно, именно это наследство и придало ей необходимого мужества, предположил адвокат. Сэнди оставила четкие указания: почти все ее средства должны перейти в трастовый фонд, из которого попечители будут оплачивать частное образование Бруно. В двадцать один год он получит оставшиеся деньги. Сейчас состояние оценивалось в четыре миллиона евро.
Сэнди вплотную занялась созданием трастового фонда еще до того, как попала под колеса такси. К неприятному удивлению Роя, попечителями она назначила своих родителей и мюнхенского адвоката.
Андреасу Томасу Грейс объяснил, что его волнуют вовсе не деньги. Он возьмет на себя ответственность за Бруно. Мальчик приедет в Англию, будет жить с Роем, Клио и малышом Ноем, пойдет в хорошую школу. Вот только Рой хотел сам принимать решения о судьбе Бруно, а не плясать под дудку родителей Сэнди.