Прикосновение - Клэр Норт

Его глаза наконец стали различать меня, а с четкостью зрения вернулось здравое мышление. Но ясность мысли не привела ни к каким утешительным умозаключениям. Он заскрежетал зубами, его пальцы напряглись.

– Как нетрудно догадаться, – продолжала я, – это простая проверка твоей безопасности. В первом было слово «Цирцея». Во втором – «Эол». Я не имела понятия, как отвечать, поэтому не стала ничего делать. Так что твои коллеги уже должны понимать, что ты попал в беду. Это, вероятно, хорошая новость, если только тебя не собираются застрелить, как ты застрелил Жозефину.

Он лежал неподвижно. Вытянувшись. Хотя угол, под которым была согнута его прикованная рука, нельзя было назвать удобным, он все же казался крепким парнем. А крепкие парни не суетятся.

– Я прочитала досье Кеплера, – добавила я, подавляя желание почесать руку. – По большей части там все верно. Производит впечатление. Но вот только тебя там нет, и, если не ошибаюсь, а я почти уверена, что не ошибаюсь, мне никогда не доводилось трогать твое тело. То есть до того времени, когда ты попытался меня убить. Значит, тут ничего личного. Доводилось встречать призраков прежде, мистер Койл?

Молчание. Ну, разумеется. Жесткие парни. Они привыкли просыпаться в незнакомых местах, прикованные наручниками, убивать женщин на станциях метро, привыкли к проникновениям и вынужденным путешествиям через пол-Европы. Но нет ничего, с чем они в итоге не справились бы.

– Я обдумывала возможность изуродовать тебя, – выдохнула я, едва ли сама осознавая смысл сказанного и радуясь лишь, что при этих словах что-то дернулось в лице Койла. – Разумеется, не находясь внутри тебя. Мне никогда не нравились такие трюки. Но я все еще надеюсь, что твои дружки, кем бы они ни были, убьют тебя не сразу, как ты убил Жозефину, и их колебания могут спасти мне жизнь. – Молчание. – В Эдирне я задала пару вопросов. Пробыв какое-то время в твоем теле, я заинтересовалась кое-чем еще, хотя общее направление остается прежним. На кого ты работаешь и почему они оболгали Жозефину?

Он чуть приподнялся на постели, и его глаза впервые встретились с моими. Он не сразу отвел взгляд.

– Это ложь, – снова буквально выдохнула я ему в лицо. – Большая часть материалов досье правдива, но там, где речь заходит о Жозефине, – сплошная ложь. Твои хозяева хотели, чтобы она умерла, как и я. Почему, как ты думаешь? Кто те люди, которых она якобы убила? С такими, как я, всегда стремились расправиться. Это продолжается столетиями. Оно и понятно, если учесть то, кем мы являемся. Но ты прострелил Жозефине ногу, и хотя я успела сбежать, хотя ты знал, что я успела сбежать, все равно всадил две пули ей в грудь. И я не понимаю почему. Мне хочется, чтобы все это закончилось благополучно. Ты, конечно, убийца, но действуешь не один. И ты до сих пор жив только потому, что других нитей у меня в руках нет.

Я ждала. И он ждал.

– Тебе надо подумать, – заключила я. – Это можно понять. – Мои пальцы прикоснулись к внутренней стороне предплечья, скользя вдоль шрамов, преодолевая желание почесать их. Я отдернула руку, встала, надеясь, что движение отвлечет меня от физиологической потребности.

Он наблюдал за мной и улыбался.

– Это тело… – Я жестом показала на себя от головы до ступней. – …Ей, вероятно, лет семнадцать. Занимается членовредительством, наносит раны сама себе. Наркоманка, проститутка, а под кроватью – школьные учебники. Какое мне до всего этого дело? Мне должно быть все равно. Лишь краткая остановка, а остальное меня не касается. Скажи, тебе нравится то, что ты видишь?

У жестких парней бывает собственное мнение? У этого, казалось, не было. Вероятно, тренировки по подавлению страха подавляют и способность мыслить.

– Ты думай, – сказала я. – Для меня пока найдется кое-какое занятие. – И я действительно его нашла.

Я сгребла обрывки фольги в полиэтиленовый пакет, отскребла стол, открыла окно, чтобы впустить в комнату прохладный ночной воздух. Поставила книги в ряд на полку, вернула на вешалки одежду, грудой валявшуюся в стенном шкафу-гардеробе, выбросила две пары безнадежно дырявых колготок. Поправила «произведения искусства», скособочившиеся на стенах, в ящиках стола обнаружила пакетик с травкой и еще один с кокаином, которые тоже отправила в мусор. Нижний ящик оказался заперт. Я взломала замок с помощью кухонного ножа и достала целый набор хранившихся в образцовой чистоте хирургических ножниц, бинтов и единственный сверкавший серебром скальпель. После недолгого размышления я выбросила все режущие предметы, оставив на месте только бинты.

Койл пристально наблюдал за мной с кровати, тихий, как летучая мышь. Его взгляд помог мне отвлечься. Навел на воспоминания. Мне доводилось выступать в палате представителей конгресса США, и я проявила себя остроумным и красноречивым оратором, легко завладевшим вниманием зала. Но тогда на мне был костюм за три тысячи долларов, я только что потратила двести долларов на обед и выглядела великолепно, поскольку именно так мне надлежало выглядеть.

Эта случайно встреченная мною девочка никогда не будет великолепной. В расползшихся колготках и с израненными руками ей ничего не оставалось, кроме как прикрываться своей хрупкостью, прятаться в костлявом тельце с торчащими, как крылышки у цыпленка, лопатками. Вечно опущенный подбородок, напряженная шея – все закономерно, как эта ночь за окном. И все же, когда Койл наблюдал за мной, он смотрел не на нее, а на меня, и ни опущенный взгляд, ни отведенное в сторону лицо не меняли объект его подлинного интереса.

Мне было неуютно и непривычно, но я все же чувствовала возбуждение.

Я сконцентрировала внимание, рассчитывая каждое свое движение, и продолжала наводить порядок в чужой спальне. Очистка комнаты – это продолжение очистки тела. Мебель меняют, как меняют одежду. У каждого свое хобби. Люди, причем любые, стали моим увлечением.

– А ты наглая сучка, – произнес Койл.

– О господи! – воскликнула я. – Он все-таки умеет говорить!

– Ты играешь с ее жизнью…

– Не возражаешь, если я убью тебя, пока мы не достигли слишком эмоционального состояния? Я здесь для того, чтобы поговорить с тобой. Поскольку ты не можешь думать самостоятельно, когда я нахожусь в тебе, мне необходимо другое тело, чтобы насладиться плодами нашей беседы. Не скрою, мне быстро все надоедает, а потому я пытаюсь воспринимать любую кожу, которую ношу, чем-то вроде проекта, как поступил бы любой. Как любой и поступает. Одни начинают вязать. Другие занимаются йогой. И если бы данный проект был долговременным, я бы, наверное, всерьез задумалась над вторым вариантом – у меня сейчас ощущение, что этим коленкам нужен особый режим. Но проект краткий, а потому я лишь делаю, что могу, мимоходом. И прежде чем продолжить рассуждать о том, какое я чудовище, лучше передохни, пока я занимаюсь уборкой. Я ведь могла бы вместо этого выцарапать твои мерзкие глазенки.

Он снова поджал губы, а я уселась на край постели, подтянув тощие колени под подбородок, обняв их покрытыми шрамами руками и глядя в его темные серые глаза.