Лицеист - Валерий Пылаев

Но уж точно не в те дни, когда заканчивалась членовредительством.

– Серп! – Я с трудом удержался от соблазна залепить Андрею Георгиевичу в затылок чем–то вроде Булавы. – Так ведь убить можно.

– Это если попасть. И Кольчугу не пробьет, я слабенький кидал.

– Да не было у меня Кольчуги, – признался я. – Не сплетается, зараза.

– А-а-а… Ну, так и не попал же. – Андрей Георгиевич пожал плечами. – В следующий раз сплетется.

Ага. Вот так возьмет и сплетется. Само, в подходящий момент. От злости я чуть сильнее ударил босой ногой в землю – и боль тут же напомнила о себе, прокатившись от бедра вверх и застряв где–то в грудине справа. Сломал? Или на этот раз повезло и обойдусь синяком размером с голову?

– А если нет? Что деду скажете?

– Что будет у него теперь два целых внука и две половинки, – Андрей Георгиевич чуть замедлил шаг. – А если серьезно – хотел бы попасть Серпом – попал бы.

– Да знаю… – Я вспомнил, как он на днях срезал одинокий сухостой чуть ли не с половины километра. – Кадетов с юнкерами так же гоняют?

– Так же, да не так же. Когда я в Александровском учился – вот тогда гоняли… А теперь смехота одна.

– И Мишу в Павловском, значит, тоже берегут, – усмехнулся я. – А вы меня Серпом…

– Нету у меня времени тебя жалеть, Сашка. – Андрей Георгиевич вдруг развернулся и схватил меня за плечи. – Понимаешь, дурья твоя башка? Не-ту!

– Да почему?!

– Потому, что у нормальных… у обычных людей Дар растет по чайной ложке, с детства. Если дворянин выбирает военную службу – после кадетского корпуса идет в училище. И там он из унтера становится подпоручиком. За три или четыре года. – Андрей Георгиевич тяжело вздохнул. – Вполне достаточно, чтобы вылепить из пацана офицера… А ты три недели назад был бездарем, а теперь выдаешь Булаву на уровне пехотного штабс-капитана!

– Прямо так? – смутился я.

– Прямо так. Только ты не вздумай возгордиться. Это не радость, а полный… – Андрей Георгиевич на мгновение смолк, подбирая подходящее слово. – Плохо это, в общем. Опасно! Поэтому и дисциплина нужна железная, и контроль. Думаешь, мне нравится с тобой ночью по дождю скакать?

– Думаю, не очень.

– То–то и оно, что не очень. Загонял старого по лесу, так еще и пришибешь ненароком. – Андрей Георгиевич мрачно улыбнулся и снова зашагал в сторону усадьбы. – Ты мне лучше скажи, чего у тебя с Кольчугой не вышло.

– Да ничего не вышло, – буркнул я. – Сил хватает, плетение помню, начинаю – а узор разваливается. С Ходом то же самое: на тренировке запросто, а чуть что – сразу дергаюсь… А вроде просто все! Так, потом сюда и…

Я провел пальцем в воздухе, вспоминая простенький энергетический рисунок… и вдруг почувствовал что–то похожее на легкое прикосновение. К плечам, к животу, к груди – везде: Кольчуга мгновенно оплела все тело. Без малейшего усилия.

Контур замкнулся и сработал.

– Тьфу ты, Сашка! – рассмеялся Андрей Георгиевич. – Сразу бы так. Практика нужна… В боевых условиях, так сказать.

– Куда уж боевее.

– Не пойму я, что с тобой. Обычно более-менее ровно все идет. А у тебя плетения на тройку с минусом – зато Булавой так въе… ударишь! – Андрей Георгиевич тряхнул головой. – Что потом два дня локоть болит. И это через Щит!

– Да сложные эти плетения. – Я почесал затылок. – С атакующими проще. Хотя мне вообще не очень понятно, зачем нужны эти Серпы и Молоты, если я из «кольта» не хуже шарахну.

– Ну… начнем с того, что боевые заклятья придумали где–то за тыщу лет до по первых пушек. А может и за две тыщи – тут тебе точно никто не скажет. Не все, есть и посвежее, но из основных – большинство. – Андрей Георгиевич распахнул передо мной заднюю дверь усадьбы. – Во-вторых – оружие носят немногие, зато Булавой тебя огреет даже восьмилетняя девчонка… Слабенько – но огреет.

– Ага. – Я вспомнил, как отделал Воронцова в больнице, чудом не попав под заклятье. – Дар всегда со мной.

– Да. И в третьих, – Андрей Георгиевич грузно затопал по лестнице, – для Одаренного выше пятого класса и Булава, и Серп, и все эти железные пукалки – фигня. Даже не комариные укусы. А первый класс может такое сотворить, что даже не придумаешь!

– Вот блин… – Я остановился перед раскрытой дверью своей комнаты. – А вы видели?

– Видел. – Андрей Георгиевич потер изуродованную когда–то правую щеку. – Больше видеть не хочу. И ты, дай Бог, не увидишь… Заходи ложись, Сашка. Будем твои боевые раны смотреть.

Чувствовал я себя действительно так себе, и на ребрах справа уже наверняка налился синяк, но напрягать Андрея Георгиевича почему–то не хотелось. Из матерого дедова безопасника, могучего великана с косой саженью в плечах он вдруг на мгновение превратился в себя настоящего. Усталого и немолодого дядьку, которому не так уж легко было носиться по ночному лесу за шестнадцатилетним пацаном. Даже под Ходом.

– Да ничего. – Я махнул рукой. – Само заживет. Заодно в плетениях потренируюсь.

– Молодец. – Андрей Георгиевич взглянул на часы. – Пять утра уж скоро. Досыпать будешь?

– Вряд ли, – отозвался я. – Сполоснуться бы надо. И хочу с одной штукой разобраться.

– Как знаешь. Но чтобы к завтраку – как штык был.

Беготня под дождем и Булава под ребра бодрили не хуже ведерка кофе, выпитого залпом. Отмокая под душем, я осторожно ощупал правый бок. Повезло – кости целы, а синяк пройдет сам собой… впрочем, можно и ускорить процесс. Сильных целителей в роду Горчаковых не было уже три поколения, но кое-как подлечить себя может почти любой Одаренный.

Плетение вышло с третьей или четвертой попытки. Слабенькое – но боль почти сразу отступила, а синяк чуть ли не на глазах начал съеживаться, явно собираясь полностью исчезнуть еще до завтрака. Я дошлепал до комнаты и улегся, но сна не было уже ни в одном глазу. И не только из-за утренних процедур, но и оттого, что ТАМ меня могла поджидать сладострастная графиня. Гонка по лесу напрочь… ладно, не совсем напрочь прогнала порочные мысли – но зато остались кое-какие другие.

Гижицкая снилась мне уже третий раз. И это вполне могла быть здоровая реакция организма на красивую девушку… а могло быть и что–то совсем другое. Не обязательно опасное, но уж точно и не совсем невинное. Костя не зря предупреждал, что с этой чертовкой лучше держать ухо востро.

Единственная наследница не самого старого, но богатого и весьма близкого ко двору графского рода. Скандалистка. Владелица пары клубов: с сомнительной репутацией – но при этом неизменно под завязку набитых столичной золотой молодежью. Звезда светских хроник, о которой ходили самые разные слухи… но только лишь слухи: Гижицкая в любой ситуации соскальзывала не только с серьезных неприятностей, но и даже с кончика пера борзописцев. В общем, то, что французы называют femme fatale, роковая женщина.