Письма о письме - Чарльз Буковски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
где это я? еще пива? конечно.
ну вот теперь маленькой девочке хочется поработать на печатке. ладно, работай, детка, работай. Я подымаю ее на руки. и тут она прудит: «Черт бы драл, говорю я ей, ты разве не видишь, что пишу Генри Миллеру? не видишь, что мой 45-й день рожденья?»
в общем, я надеюсь, вы получили 3 «Рас [пять] я». Уэбб дал мне 16, чего не следовало делать, потому что я склонен раздавать их всем, кто рядом окажется, пока я пьяный плюс мои картины, но картины паршивые, думаю, я все пытаюсь, чтоб желтый цвет просвечивал сквозь другие краски, может, как мой хребет. ну да, желт и ссыклив; я трус, и я крут, и устал я, и пьян, и жизнь расползается, как пердеж, а я сквозь нее прохожу. Все думаю про [Д. Г.] Лоренса, как он коров своих доил, все думаю про его Фриду, я рехнулся; все думаю про лица на фабриках, в тюрьмах, в больницах. Мне этих лиц не жаль; я просто не могу их различить. как ягоды, что колышутся на ветру, как птичий помет на статуе жизни. черт бы драл. еще пива. ну вот, заиграл Франк. берем то, что в руки идет. хотя С. в Р. неплоха. когда я был женат на той миллионерше, я валялся на коврике пьяный и слушал Симфонию Ф. в Р., а она сидела и говорила: «Мне кажется, эта музыка – уродство!», поэтому я тут же и понял, что миллион сгинул. Мне с ней не удавалось. и в подтверждение этого, той ночью, когда я ее ебал в спальне, все полки рухнули, и цветочные горшки, и безделушки свалились мне на спину и задницу. В смысле, работаю-то я хорошо, но не настолько хорошо. она считала, что уродство и когда я рассмеялся тогда и присобачил все на место, и увидел, как миллион уходит, уходит… «Мне не нравится мужчина, который себя высмеивает, мне не нравится мужчина, который смеется над собой. Мне нравится мужчина, у которого есть гордость», – сказала мне она. ну, а я вынужден смеяться, потому что я смешон; я сделан лишь временно, я сру и подтираю себе жопу, во мне полно соплей и слизи, и жучков, и грандиозных блажей… но на самом деле я говняшка, говняшка и всё. потому вот сперва там был один гладкий с лиловой булавкой в галстуке и культурным голосом. но в итоге она закрутила с эскимосом, японским рыбаком и учителем, Тами, по-моему, его звали, зовут. Тами и достался миллион; а мне палка. Наверно, Франка они не слушают.
в общем, надеюсь, книги вы получили. женщина сходила на рынок, принесла бумажную коробку, нарубила ее и сделала всю грязную работу. ваш друг сказал, что за книжки он заплатит, сказал: «Я просто спишу это на конторские расходы». Я предположил, что 5 дубов за книжку будет нормально, а поскольку авторские отчисления мои всего десять центов за экземпляр из проданных 3000 книг, я решил, что мне обломилось. Наверно, он тоже так подумал, поскольку прошло уже 2 недели, а я не слыхал. но тогда я ему сказал: «Если не хватает, не стоит». и, наверно, нам в итоге всем не хватает. всегда есть могила, и мы из нее не выкупимся, никогда. Я как-то раз жил в одном месте в Атланте за доллар 25 центов в неделю. Месяц я жил на 8 долларов. и писал поэзию на полях грязных газет, которые подбирал с пола. ни света, ни тепла. Не знаю, что стало с газетами. Я как бы помню, что стало со мной. это нормально, даже когда становится ненормальным. Сегодня я вам много затираю. вы еще читаете? Вот интересно. в общем, 45 – грустный возраст. 30 было хуже всего. Это я пережил. Не стану делать вид, что у меня кишка не тонка. Мне просто интересно.
ну а теперь будьте готовы к непристойности: конечно, мне бы хотелось с вами встретиться. Хотелось бы посмотреть, как вы сидите на стуле напротив меня. шансов немного. Я не очень разговорчив. Почти все время неважно себя чувствую. это будет как встреча б. г. с Богом. а потом вы пойдете отлить, и я скажу, глядите, Бог тоже ссыт. не стоит ненавидеть поклонение, Генри, вам такое светит. вы это уже пережили. Я вас зову «Генри», потому что сам получаю эти длинные бессвязные письма от одного студента, который упорно зовет меня «м-р Буковски» всю дорогу, покуда у меня не возникает ощущение, что меня имеют, а ему на самом деле хочется ползать по моему расплющенному трупу. в общем, если решите когда-нибудь приехать, эгей, мой № телефона НЕ-1-6385, а адрес на конверте. но я теперь я вам фуфло гоню. Не стоит и думать.
Селин, Селин, мой бог, Селин. что они вообще такого человека сотворили??
еще пива.
в общем, поскольку вы Селин, мне бы хотелось, чтоб вы знали, что б там ни было написано, я это пережил – скамейки в парках, фабрики, тюрьмы; охранял дверь борделя в Форт-Уорте, работал на фабрике собачьих галет, сидел в одной камере с Врагом Общества № 1 (вот повезло-то!); грабил пьяных и сам грабился пьяным; больницы с раскроенным брюхом; живал со всякой блядью и чокнутой сукой от Побережья до Побережья; все ужасные работы, все ужасные женщины, всё, и только малая часть всего этого вылезает у меня из поэзии, потому что я пока недостаточно мужик и, возможно, никогда им не стану; наброс в «Ля Обозрении Грэнд-Ронд», дескать, я груб, у меня правописание слабое и всякие прочие удары. Я не стал покупать экземпляр, у меня кишка тонка, но кто-то мне рассказывал. они там 5 с половиной страниц меня драли. может, я того и гляди дойду дотуда?? но большинство их не понимает вот чего, хоть у меня и правописание слабое, я многое пишу пьяным, и чертовы пальцы соскальзывают, а наутро меня слишком тошнит, чтоб перечитывать, просто перескакиваю, отправить, как я и с этим вот письмом поступлю. утру крепости не хватит, чтобы ночь выстоять.
но продолжать я не стану, наверно, просто остановлюсь; определенно и наверняка я, возм., сказал достаточно. после дикого начала уже 8 лет отмечаюсь на той же чудовищной работе. но как-то на днях продал картину за $20. не глядя взяли. кто-то пульнул в меня двадцаткой из маленького городка во Флориде и сказал: «отправьте мне одну свою картину». стало быть я, может, еще не сдох. вы-то никогда не сдохнете.
[Генри Миллеру]
Конец августа 1965 г.
нет, я не из тех, кто ходит в гости, и надеюсь, вы не думаете, будто я намерен на вас кинуться. Я был пьян, когда писал письмо, если это может служить оправданием. что ж до пьянства, если оно марает или свинчивает башку с моего творчества, это очень скверно. Мне больше нужно жить от минуты к минуте, чем быть каким-либо творческим художником; я вот о чем, мне нужно чем-то себя подхлестывать, а то я запаздываю, я трус, в двери проходить не хочу.
Книги [ «Распятие»] оплачены, и как раз вовремя (для меня). пришлось полностью тормоза менять на моем старом «плимуте». ездил без тормозов. женщина вопит из-за цены. думает, я дурак. она заходит поссать и оставляет дверь открытой, и я гляжу на ее крупные, безжизненные мертвые ноги. потом она включает радио. радио всегда включено. Я хожу с ушными затычками в голове, задаваясь вопросом, не выйти ли за бутылкой вина. как кто угодно – счет за газ оплачивать, счет за телефон оплачивать, утесы валятся мне на голову… нет, нет, я редко работаю с прозой, главным образом потому, что, если ее отвергнут, я покойник. столько энергии впустую. у меня кишка тонка писать роман из страха, что я положу на него полжизни, а он потом будет лежать без ножек в ящике. Я как-то сказал одному журналу, что напишу роман за аванс в $500, где угодно, когда угодно. на предложение никто не ответил и не ответят. если создается впечатление, что я сбрендил на деньгах, по-моему, это не так. тут все дело в энергии – утекает. Я могу играться со стихами, и меня при этом едва ли ранит, я крепость все равно удержу, если вы меня понимаете. теперь вот детка меня скребет – 11 месяцев, она печатать хочет. шанс ей выпадет, сучке.